Время перемен

Яша взглянул с иронией. Удивительно все же, как русские, веками живя рядом с ромалэ, умудряются ничего не понимать в их обычаях!

– Решать все равно Люше, – сказал он. – Силком с ней ни у вас, ни у меня ничего не выйдет.

– Здравствуй, дядя доктор, – сказала Люша. – Тебя студент навел? Я знаю, он про меня всюду вынюхивал… Упорный дурак…

Девушка была в гриме. Обведенные черным глаза, нарумяненные щеки, шаль с кистями, браслеты на тонких белых руках. Вблизи – жутковатое зрелище.

– Да, ты права, Люба, мне сказал о тебе Аркадий Андреевич. Между прочим, он не студент, а ординатор, то есть уже почти закончивший образование врач. Очень умный и достойный человек.

– Ладно, пускай. Что ж ты теперь хочешь-то, дядя? Лечить меня опять не надо, как и тогда… Молоточек-то при тебе? – улыбнулась Люша. – И это еще кто?

Лев Петрович переводил быстрый взгляд с одного собеседника на другого.

– Позволь тебе представить – Лев Петрович Осоргин, родственник твоего отца.

– Любовь Николаевна Осоргина, к вашим услугам, – сказала Люша и сделала книксен.

– Очаровательно рад! – воскликнул Лев Петрович, привставая.

– Она же Люша Розанова! – продолжила девушка и неожиданно прошлась колесом в проходе между столиками. Взметнулись цветные юбки с оборками, мелькнули в воздухе круглые коленки, подвязки на чулках и маленькие ботиночки. – Вуаля!

Мужчины оторопели. Яша Арбузов, стоящий поодаль, усмехнулся и подмигнул Глэдис Макдауэлл, прятавшейся в оплетенной виноградом беседке.

– Ох как интересно! – На бледных щеках Камиши от возбуждения заиграл румянец.

Рукоделие праздно лежало на ее коленях. Синие драпри с голубыми кистями прелестно окаймляли полную луну, заглядывающую в комнату сквозь перекрестье рамы и заливавшую подоконник серебряным светом. Свеча в витом кованом подсвечнике стояла на полу и снизу освещала лицо рассказчицы причудливым и даже жутковатым образом.

Отослав и уложив спать младших, все многочисленные домочадицы от двенадцати до тридцати лет собрались в гостиной послушать вновь обретенную экзотическую родственницу Любочку, которую папочка (дедушка, дядюшка) Лео отыскал в каком-то совершенно немыслимом месте и качестве. О деталях же этого поиска нельзя было и спрашивать, и даже с маман и бабушкой Камиллой папочка говорил о том, оглядываясь по сторонам, пугливым шепотом.

Люша сидела на козетке, сложив ноги как портной, и вот уже третий час, вполне наслаждаясь завороженным вниманием слушательниц, рассказывала таинственные истории из жизни Синих Ключей и окрестностей, перемежая их хитровскими байками, которые в рафинированной гостиной полуитальянской семьи дядюшки Лео воспринимались в одном ряду со страшными сказками. Особенный успех имела легенда о Синеглазке, и именно тогда была зажжена свеча: кто-то из девиц по свежему впечатлению взялся записывать ее золотым карандашиком в бархатный альбомчик.

– А что же про то, как знахарка Липа выдрой оборачивалась и ее крестьяне в сеть поймали? – переспросила худенькая девочка с длинным породистым носом. – Вы, Любочка, обещали после рассказать…

– Будет, ну будет! – мягко прервала молодую родственницу Анна Львовна – самая старшая и, безусловно, самая красивая дама из присутствующих в гостиной. – Вы уж измучили Любочку совсем. Она ж теперь с нами будет, наслушаетесь еще. А вы, Любочка, построже с ними – не давайте их любопытству собою вертеть. Надо вам и горлышко поберечь, завтра ведь учитель придет, а как вы петь станете, коли сейчас охрипнете?.. Степанида, будь добра, приготовь-ка ты Любочке на ночь стакан теплого молока и меду липового десертную ложку добавь и отвара льняных семян столько же… Выпьете, Любочка, уже в постельке, по глоточку, как бы смакуя, это голосу на пользу пойдет…

– Благодарю вас, Анна Львовна, – склонила голову Люша. Ее темные кудри были аккуратно убраны розовой лентой, руки отмыты, ногти подстрижены и отполированы, лицо выражало сложную смесь лукавства и умиротворения. – Я с удовольствием выпью. – («Моя удача, – подумала притом Люша, – что эту жуткую склизко-сладкую смесь с удовольствием потребляют все три комнатные собачонки!»)

– Расходимся, расходимся, Любочке надо отдохнуть. И всем прочим тоже. Завтра опять будет длинный и хороший день…

– Энни, я помолюсь с тобой на ночь? – попросила носатенькая девочка.

– Разумеется, милая. – Анна Львовна положила свою узкую ладонь на шелковистую головку девочки. – Тебя опять мучают кошмары? Напомни мне, я дам тебе настойку корней пиона, и все будет хорошо…

Все разошлись. Люша уже знала, что весь этот серый, с массивными колоннами и нависающим над улицей портиком дом принадлежал семье Гвиечелли. Братья жены Лео Марии Габриэловны и семья двоюродной сестры Льва Петровича занимали четыре квартиры. Остальные квартиры сдавались.

Луна спустилась и гладила серебряными пальцами цветы, выложенные на паркете.