Время перемен

– Юлия, но дело вовсе не в тебе! – воскликнул Александр. – И вообще – какое значение имеют для нас чувства Николая Павловича! Лишь твои чувства… ибо мои к тебе пребудут неизменно. Мы будем вместе – это главное, я приложу все силы и способности, чтобы сделать тебя счастливой, твой отец…

– Хватит! – Юлия поднялась с качелей и надменно взглянула на юношу. – Ты, кажется, вообразил себе… Как ты мог подумать, что я буду серьезно рассматривать прожекты юнца, который никто и ничто…

– Но, Юлия!.. – Александр посерел и скривился в болезненной гримасе. – Ты же знаешь, как я люблю тебя! И ты… мы с тобой…

– Я просто развлеклась тобою от скуки, милый кузенчик. – Губы Юлии сложились в злую усмешку. – Это могло бы еще продолжаться какое-то время. Но ты, глупый, настаивал на объяснениях. Изволь, говорю начистоту: не обольщайся! У Юлии фон Райхерт и Александра Кантакузина не может быть никакого общего будущего!

Александр быстро шагал по дорожкам старого парка. Ходьба всегда помогала ему думать. Люба лежала на ветке над прудом, ловила сачком и внимательно рассматривала какую-то малопривлекательную прудовую живность.

– Александр, иди сюда! – оживленно позвала она. – Залезай, ты тут поместишься! Посмотри, как интересно: мы смотрим на них отсюда, а они на нас оттуда. Кто смотрит на нас с той стороны зеркала, а? Двойники? Тогда здесь в пруду я – вот эта личинка. Смотри, какие у нее огромные глаза и хищные жвалы!

Александр подошел и стал взбираться по наклонному стволу ивы, придерживаясь руками за ветки.

– Вот, вот она, гляди! – манила Люба и вдруг, оттолкнувшись ногами, сделала стремительный бросок вперед. – Ах-ха-ха!

Александр, кувырнувшись, полетел в пруд. Вслед за ним туда же полетели и водяные гады из сачка. Холодная вода хлынула в нос, в рот попала ряска, на лицо налипла какая-то скользкая масса. В пруду оказалось неглубоко. Когда он наконец встал, вода едва доходила до груди. Люба пробежала по ветке, спрыгнула на землю и скрылась между деревьями. Ее жуткий переливчатый, вызывающий дурноту смех затих вдали. Александр, опутанный водорослями, стоял и смотрел ей вслед. Застывшее лицо его напоминало древнюю маску из кабинета профессора Муранова. С Доном Педро из кабинета профессора Рождественского не было никакого сравнения – скелет однозначно выглядел куда веселее и дружелюбнее.

– Юленька, я в совершеннейшем расстройстве. Я просто не знаю, что делать. – Лидия Федоровна промокнула нос и глаза кружевным платочком, затем почему-то приложила его к правой щеке.

– Мама? – Юлия подняла тонко прорисованную бровь.

– Твой отец…

– Что еще сделал папа?

К жалобам матери на отца Юлия привыкла с детства, и они казались ей такими же неизбежными, как смена времен года. По большей части мать была в своих претензиях абсолютно права. Но от этого становилось только скучнее, и даже сам мир казался несправедливо устроенным. Ведь папа был так красив, ярок, блестящ, громкоголос – весь как большая и умная птица. А мама… говорят, что когда-то она тоже была красавицей. Юлия этого времени не помнила.

– Он в пятницу получил деньги за дело Филиппова. Я это доподлинно знаю. Я рассчитывала немедленно выплатить по самым неотложным кредитам… В лавки, и за новые обои, и за кушетку в твоей комнате. И выкупить из ломбарда свое любимое кольцо с изумрудом… И надеялась к началу сезона хоть как-то обновить наш гардероб. Сегодня я подошла к нему… А он… – Платочек снова совершил свое путешествие – к глазам, к носу, к правой щеке. – Он поднял одну бровь… вот как ты это делаешь, когда не хочешь меня слышать, и сказал эдак удивленно: «Какие деньги? О чем ты, Лидуся?! Мы посидели с друзьями, и я еще остался должен. Хотел как раз у тебя спросить…»

– Опять все в карты проиграл, – не спрашивая, утвердила Юлия.

– Именно. – Лидия Федоровна наконец сумела тихо заплакать. – Что с нами будет? Мы погибнем!..

– Но ведь папа всегда играл, – напомнила Юлия.

– Раньше он проигрывал, что было, и мог остановиться, – всхлипнула Лидия Федоровна. – А теперь играет в долг… А я должна вести дом и все от всех скрывать. Такой стыд… Все же знают, что Борис один из самых модных и дорогих адвокатов Москвы, что он получает большие деньги, и… никто не может представить себе, что у нас штопаное белье и нет денег, чтобы заплатить в мясную и зеленную лавки. А он уже ничего не понимает. «Лидуся, почему мы так редко принимаем? – кривляясь и некрасиво шмыгая носом, передразнила она мужа. – Я же люблю гостей! И Юлии надо общаться с молодыми людьми, блистать…» Какой уж тут блеск… Это его испортили, я знаю. Я же помню: он был скромным, трудолюбивым, талантливым юношей. По ночам сидел, читал, готовился к процессам. А уж когда веселился – пел, танцевал, играл в шарады, всех тормошил… Мы жили небогато, но счастливо. Деньги и дурные друзья…

– Мама, никого нельзя испортить, если он сам не согласится, – возразила Юлия. – Папу никто не заставлял и не заставляет играть…