Время перемен

Я со вздохом обнимаю подушку, а сердце переполняет нежность, как в мечтах о возлюбленном. Это чувство останется со мной на весь день, и я благодарна за такой бесценный дар.

Ежась от холода, торопливо натягиваю джинсы, свитер и стеганый жилет. С вечера окно осталось приоткрытым, и сейчас изо рта вырываются облачка пара. У двери на мгновение задерживаюсь и возвращаюсь к туалетному столику, чтобы пригладить щеткой всклокоченные после сна волосы. Потом приведу себя в приличный вид. Женщине, которой вот-вот стукнет сорок, нельзя, сорвавшись с кровати, нестись на улицу, не глянув в зеркало. Даже если точно знаешь, что никого не встретишь. Особенно когда имеешь шестнадцатилетнюю дочь, как моя Ева. Неухоженный вид матери повергает ее в уныние, и девочка утверждает, что в определенные моменты я похожа на кикимору болотную.

Только позавчера я вычистила щетку, но в ней опять полно волос. С треском выдираю спутанные клочья, словно открывается застежка на липучке. Придирчиво изучаю соотношение белокурых и седых волос. Слава богу, белокурых значительно больше! И все же подношу несколько волосков к свету, чтобы окончательно убедиться, что не ошиблась. Потом, наклонившись к зеркалу, тщательно рассматриваю лицо и волосы, оценивая общее впечатление.

В следующее мгновение я уже торопливо спускаюсь по лестнице, стуча сапогами по деревянным ступенькам. В конюшне еще холоднее, чем в квартире. Помещение обогревается, но не до температуры, предназначенной для дома, потому что лошади выходят на улицу без попон, и мы не хотим испортить им зимнюю шерсть. Я растираю руки, пытаясь согреться, и проскальзываю в комнату для отдыха, которая отапливается отдельно. Устанавливаю терморегулятор на семьдесят четыре градуса и завариваю кофе.

А теперь наступает очередь утреннего тонизирующего средства.

Три-четыре раза в неделю, свежая и бодрая после снов, в которых меня навещает Гарри, я езжу верхом на его брате Восторге. На других лошадях езжу днем, обычно во время уроков, так как считаю, что лучше один раз показать ученикам, что именно следует сделать, чем десять раз рассказать. Восторг в это время находится в деннике. С ним я общаюсь наедине, так как это нечто очень личное, не предназначенное для посторонних глаз.

И вовсе не я делаю из этого историю, как утверждает Мутти. Переполох поднимают совсем другие люди, и в результате я утрачиваю способность вести себя как нормальный человек. Понимаю, что попала в порочный круг, а как вырваться, не соображу. Разве могу я ездить верхом на Восторге, точно зная, что окружающие изо всех сил стараются выискать у меня признаки маниакальной одержимости? Что они анализируют каждый взгляд, каждое движение? Учитывая прошлогодний случай, их нельзя судить слишком строго, но как бы там ни было, ездить на Восторге в присутствии посторонних зрителей я не могу.

Исключением являются рабочие на конюшне. При их появлении я не тороплюсь спешиться и поскорее отвести Восторга в денник. А все потому, что у этих людей хватает деликатности и такта не заострять внимание на моей персоне и уважать личное пространство другого человека. Рабочие не делают вид, что меня не замечают, а просто, поприветствовав кивком, отправляются по своим делам и оставляют наедине с лошадью. В знак благодарности я всегда слежу, чтобы по утрам к их приезду в комнате для отдыха было тепло и на плите поджидал кофейник с горячим кофе.

Моя лошадь. Эти слова звучат так сладко, что на глаза сразу же наворачиваются слезы. Вопреки всеобщему мнению, я точно знаю, о какой лошади идет речь. Возможно, Восторг и является двойником своего неповторимого именитого брата, но нрав у него совсем другой. Не устаю удивляться, какие они разные под седлом, а вернее, непосредственно подо мной, так как я всегда езжу без седла и без потника.

Если спросите, почему, отвечу, что просто ленюсь седлать коня. Но причина кроется в другом и не имеет ничего общего с вырабатыванием красивой посадки. Хотя как инструктор я заставляю учеников регулярно тренироваться в езде на неоседланной лошади. На самом деле все объясняется очень просто: не хочу, чтобы между мной и лошадью находились посторонние предметы.

Колени и лодыжки плотно прижаты к теплому мускулистому телу, руки, держащие поводья, чувствуют малейшее движение головы, и я угадываю все мысли Восторга. И чувствую себя очень умной. Да только Восторг умудряется прочесть мои мысли еще до того, как я успею подумать. Едва возникнет желание проехаться кентером, и Восторг уже выгибает дугой шею, подбирает задние ноги и, наклонившись вперед, скачет неторопливым плавным аллюром, предназначенным для арены, где проводятся соревнования по выездке. Этот аллюр выдает олимпийское прошлое лошади.