Время перемен

В режиме тоталитарного типа личность не свободна, не суверенна на любых этажах пирамиды власти, вплоть до самых верхних. Механизм карьерного отбора и продвижения, при котором нет привилегий «заработанных» или прирожденных, а имеются только выслуженные и купленные, с неизбежностью приводит к тому, что на высших этажах иерархии концентрируются власть, некомпетентность и неуверенность. Здесь имеются привилегии, но нет привилегированного сословия, имеются функции управления, но нет специфического управляющего слоя или правящего класса. «Всеобщим рабством» называл Маркс азиатские деспотии. Сказанное о старой России: «сверху донизу все рабы» – тысячекратно верно применительно к новой иерархии. Заброшенный волей случая или силой связей на высокое кресло холоп остается трепещущим холопом на троне, сколько бы он ни пытался компенсировать собственную неуверенность своеволием по отношению к нижестоящим или потребительскими привилегиями.

Правда, в этой общественной структуре, кроме вертикальных отношений «верха» и «низа», сложилась еще одна, маргинальная, как бы побочная позиция – группа (слой, «прослойка») так называемых спецов, наследие функций и бледное подобие былой интеллигенции. Сколько ни требовали от нее «служения», сколько ни признавали ее государственную необходимость, сколько ни демонстрировали титулованные спецы и «инженеры душ» безграничный сервилизм (читайте записки К. Симонова!), сколько ни утюжили ее нескончаемыми кампаниями всяческих перевоспитаний, ни разлагали насилиями и привилегиями, не стала она «своей», не встроилась в пирамиду. Холоп и барин могут меняться ролями, хранитель культуры и источник творчества – пока он таковым остается – такие роли играть не способен.

Социальные, культурные, политические предпосылки появления на нашей общественной сцене нового человека уходят в даль десятилетий, а может быть, и веков. Само же сочетание таких предпосылок – явление уникальное, единственное в своем роде, как уникален и его продукт. Наличие аналогий или даже прямых подражаний – от великого Китая до жалкой Центральноафриканской «империи» – ничего здесь в принципе не меняет. Такие аналогии мы видим всюду, где делаются попытки перейти от традиционных форм насилия над человеком к государственным, надеть колпак принудительного единомыслия на головы, еще не успевшие научиться самостоятельно мыслить. И повсюду же рано или поздно – а жребий его измерен, должно быть, несколькими десятилетиями – этот механизм социального «антропогенеза» обнаруживает свою неэффективность. Сформировавшийся в уникальных условиях человеческий материал неизбежно теряет свою «прочность», перестает служить надежной опорой социального здания. К этому вопросу мы еще вернемся.

* * *

Если попытаться представить себе характерные черты «хомо новус» нашей истории, это следовало бы делать не с позиций упований и опасений прошлых десятилетий, а с позиций современных, учитывающих зрелые, развитые формы интересующего нас явления.

Первая, определяющая черта нашего персонажа трудно поддается требуемому логиками позитивному определению. Приходится поневоле прибегать к дефинициям негативного порядка: это слабость, неразвитость, подавленность индивидуального начала в человеке и общественном самосознании. Индивид беспомощен, масса могущественна. Большинство всегда право. Общественные интересы выше личных. Нельзя перечить коллективу. Человек принадлежит обществу… Этот лозунговый набор столь привычен, что о нем не принято задумываться – либо принять как неизбежность, либо позабыть, приписав прошедшим временам с их пропагандистскими штампами.

Между тем здесь дело не просто в штампах, а в более серьезных вещах, в словесных и ценностных ориентациях, которые за ними стоят. Даже если это не прямо ориентиры для действия, а только приемы приспособления к господствующим настроениям или даже способы камуфляжа. Эти ориентации чаще всего фигурируют под именем коллективистских или общественных. Имена эти мало о чем говорят. Какой именно коллектив строится на подавлении личности и коллективном заложничестве, всеобщей слежке и выдаче инакомыслящих? Кто и по какому праву выступает от имени общества? Это очень старые вопросы. И в России, и в Европе о них спорили и 100, и 200 лет назад. В дискуссиях о самой идее социализма – пока это была лишь идея – и в миражах антиутопий, от Е. Замятина до А. Зиновьева, на этот счет было сказано много разумного и уместного, но главное, что система, построенная на подавлении личности, ни коллективу, ни обществу в целом не может быть гарантом.