Время перемен

Но что интересует в спортивных стычках «зрительскую» массу? Вот весьма любопытные данные, полученные в разгар зимних олимпийских страстей 2002 г. Оказывается, для 75 % населения России важнее всего «победы российских спортсменов» и лишь для 14 % – «удовольствие от выступлений ведущих спортсменов мира». Возрастные различия между группами при этом не слишком значимы, но чем моложе опрошенные, тем важнее для них только «победа». Итак, успех «своих», причем достигнутый любой ценой, даже с допингом и с пристрастным судейством, – вот что нужно массовому отечественному «фану», что отличает его от «простого» любителя спорта. Иначе говоря, движет им в наших условиях не спортивный интерес, а околоспортивный «патриотизм».

Теперь можно приглядеться и ко второму фактору, который содействует превращению околоспортивных страстей в погромные акции, – это характер государственного да и общественного интереса к таким страстям. Точнее даже, способ использования таковых. В феврале 2002 г., в скандальные недели зимних Олимпийских игр, объединенные усилия «самых независимых» СМИ, всех без исключения ветвей власти и примкнувшего к ней патриархата, стремившихся превратить «игры» вокруг спорта, судейства, допингов и пр. в повод для общенациональной истерики (возможно, потребовавшейся для совсем иных целей, например для изменения внешнеполитического курса), вызвали в общественном мнении весьма благоприятный отклик. За считанные дни проамериканские симпатии, вспыхнувшие после 11 сентября 2001 г., уступили место закаленной в горниле «холодных» и «горячих» войн схеме «они против нас» – «мы против них». Уступили, потому что готовность следовать привычной модели сохранялась в глубинах души народной (и в стратегических запасниках государственных ведомств) даже в моменты демократических иллюзий. И готовность превращать спортивные коллизии (как, впрочем, и научные, литературные, музыкальные и пр.) в конфликты государственного и политического уровня. Не стоит ли вспомнить, в какие годы, задолго до ТВ и политтехнологий, внедрялись в массовое сознание установки вроде «Эй, вратарь, готовься к бою!».

Дело в том, что противопоставление «наших» и «не наших» всегда служило опорой самого примитивного, самого низкого, а потому и самого устойчивого уровня всякого патриотизма, от уличного или клубного до государственного, того, который именуется «военным» или «воинственным», который оправдывается тем, что «чужое» всегда хуже «нашего». Как показывает опыт, власти хватаются за это оружие, когда не знают других средств сплочения народа, когда нет ни достижений, ни даже иллюзий, ни целей, ни идей. В таких сумерках и спортивные страсти годятся для патриотической мобилизации.

Впрочем, есть основания судить о том, что мы – как страна, как народ и его общественное мнение – от примитивных моделей жизни и самоопределения несколько удалились, а если и увлекаемся ими, то не совсем всерьез и ненадолго. По данным опроса жителей крупных городов России в июне 2002 г. (N = 1200 человек), 12 % расценили выступления российских футболистов на чемпионате мира как «национальный позор, унижение России», 20 % – как «досадную спортивную неудачу», 25 % – как результат ошибок тренеров, 42 % сочли, что «результат соответствует нынешнему уровню российского футбола», и только 7 % склонны искать «сговор иностранных организаторов и судей против российской команды». Общественное мнение способно вполне здраво судить о многом, если его носители не превращены в толпу…

2002

Неюбилейные размышления о перестройке

Современный интерес к судьбе социально-политического перелома, начатого около 20 лет назад, связан не столько с условно «круглой» датой (строго говоря, начало перемен датируется скорее 1987 г.), сколько с обострением общественного внимания к современному значению и возможным перспективам реальных последствий этого события. Поэтому целесообразно выделить две различные, хотя и взаимосвязанные плоскости изучения названной проблемы. Во-первых, «субъективная» (представленная в общественном сознании и отраженная в исследованиях общественного мнения память о событиях перестройки). Во-вторых, «объективная память», то есть реальное наследие перемен в общественной реальности, в социальных отношениях, процессах, институтах.

Обратимся сначала к памяти общественного мнения. Еще с 1994 г. мы задавали вопрос: «Было бы лучше, если бы все в стране оставалось как до 1985 г.?». Согласных с таким мнением в 1994 г. было 44 %, в 1999 г. – 58 %, в 2003 г. – 44 %; не согласных – соответственно 34 %, 27 % и 35 %. В ходе опроса, проведенного в январе 2005 г., около половины опрошенных (48 % против 40 %) соглашались, что было бы лучше, если бы все в стране оставалось как было до начала перестройки (до 1985 г.). Распределение мнений по возрастным группам представлено в табл. 1.