Время перемен (ЛП)

В конце концов, мы вышли, добрались до продуктового магазина, потом домой, и мне пришлось сделать три пирога, чтобы два оставить для семьи.

Один для Курта и Джейни (и, возможно, Ким).

Так что теперь я ехала к Курту, и в голове у меня было полно всякой всячины.

Во-первых, мне было ужасно любопытно, где он живет. Адрес, который он мне прислал, я ввела в спутниковый навигатор (в то же время он заботливо предложил взять с собой Полночь, чему я обрадовалась, так как волновалась, ведь до этого, мы почти не проводили время порознь).

Но адрес я знала и раньше. Из отчетов следователя.

Просто никогда не мучила себя поисками.

Еще у меня в голове вертелись сказанные напоследок слова Майка, он отвел меня в сторону после того, как я попрощалась, но до того, как вышла за дверь.

— Скажи этому парню, что он придет на рождественский ужин.

Мне очень нужно, чтобы Майк перестал называть Курта «этот парень».

Однако сейчас для этого было не время.

— Майк, у него есть дочь.

— Она станет частью твоей семьи, нашей семьи, семьи, куда ты хочешь, чтобы мы его приняли, так что она тоже должна с нами познакомиться.

— Слишком рано, — сказала я ему, потому что так и было, и, должна признать, я немного обиделась, потому что он тоже должен был это понимать.

— Она не поймет, что происходит. Ей пять лет. Она просто увидит, что находится в кругу любящей семьи.

— А еще она увидит, как ты смотришь на ее отца исподлобья, — парировала я.

Майк ничего не ответил.

А это означало, что взгляда исподлобья не избежать.

— Если ты согласишься отнестись к нему честно и дать шанс, я поговорю с Куртом, — предложила я. — Если, нет, Майк, ты встретишься с Куртом до возвращения домой, но когда он будет готов к этому, и встретишься с Джейни, когда он примет решение, что время пришло, потому что я сама еще даже не встречался с ней официально, возможно, он считает, что время неподходящее.

— Показать ей, как сильно тебя любят и как сильно ты любишь свою семью, — самое подходящее время, Кэди, — ответил он. — Но я заключу с тобой эту сделку.

На этом я, Полночь и пирог вышли, сели в машину, и я написала Курту, что уже еду.

Но теперь я думала не только о том, что не должна была заключать эту сделку, но и о том, что не должна была говорить совершенно незнакомым людям в магазине кухонных принадлежностей, что нам с Куртом потребовалось почти два десятилетия, чтобы разобраться в себе. Они обе, очевидно, его знали. Он был шерифом. Мне не следовало подкидывать пищу для сплетен.

Другими словами, помимо предстоящей встречи, по пути я чертовски нервничала.

Но к тому времени, как добралась до его квартала, мои нервы были на пределе.

Вся нервозность улетучилась, когда я посчитала номера домов и, наконец, увидела дом Курта.

Я никогда не позволяла себе представлять нас снова вместе, и я также никогда не позволяла разуму фантазировать о нечто большем, особенно после того, как узнала, что у него была дочь.

И одной из фантазий, о которых я не позволяла себе думать, был дом, где он мог бы жить, дом, который он передал бы своей дочери.

Но когда я увидела его, дом в фермерском стиле, выкрашенный в желтый цвет с белой отделкой, огромными деревьями перед фасадом, множеством застекленных окон, дверью в красном обрамлении, со стекленными вставками, отвесными мезонинами на втором этаже, все это под шапкой белоснежного снега, у меня перехватило дыхание.

Однако, было нечто большее.

Во всех окнах горели свечи. На двух маленьких сосенках возле крыльца красовались белые рождественские гирлянды, чуть припорошенные снегом. На двери висел массивный сосновый венок с красным бантом. На передней веранде, уходящей в фасад дома, стояли два красных кресла-качалки.

Как и жители большей части квартала, Курт украсил дом к Рождеству, и сделал это изящно, весело, но не кричаще; красиво и утонченно.

В одном из окон, за сияющими белыми свечами, высилась странная, но горделивая, большая рождественская елка, освещенная разноцветными огнями, несочетающаяся с остальными украшениями, которые казались так идеально намеченными и оформленными.

Он, вероятно, сделал все ради дочери, но сам факт этого поступка ошеломил меня и привел в восторг.

Но дело было в другом.

На внешней стороне дома ярко горели два фонаря, рассеивая темноту ночи, освещение в углублении крыльца также было зажжено.

Сигнальный огонь для меня.

Он не хотел, чтобы я проехала мимо.

Он хотел, чтобы я вернулась домой.

И, свернув на боковую подъездную дорожку, в момент, когда одна из гаражных дверей стала подниматься, я знала, что это правда.

Я ему написала, что уже еду, и он стал меня выглядывать.

Мне хотелось смеяться. Хотелось плакать. Хотелось кричать от радости.

Но я не сделала ничего из этого.

Каким-то чудом я завела машину в гараж, разглядывая высокий каркас, подсвеченный, исходящим от обрамленной лампами внутренней двери светом.

Я припарковалась, заглушила мотор и услышала, как дверь гаража захлопнулась, а в гараж вошел Курт и направился ко мне.