Время перерождения

Солдатня хищно переглядывается, почуяв лёгкую добычу.

– То есть, компьютерный задрот?

– Ну, если так расставлять акценты, то да.

– Тогда слушай, задрот, тут такое дело. Солдатикам на водку чуток не хватает. Придётся добавить. Добавишь – живи, а нет – придётся тебя малёха подрихтовать.

Ну естественно, какой же челлендж без махача? Чтобы выиграть время и что-нибудь придумать, я решаю слегка грузануть дедов.

– Водка – отстой, – говорю я. – Вчерашний день. Она сужает сосуды в мозгу. Питательные вещества и кислород перестают поступать в нейроны и те отмирают, после чего выводятся наружу с мочой, так что тот, кто часто пьёт водку, ссытся потом собственными мозгами.

Последнее утверждение является абсолютной чушью, придуманной активистами ЗОЖ, вроде интернетного гуру Жданова, я это прекрасно знаю и озвучиваю просто так, для пущего эффекта.

– А хочешь ссаться кровью? – надвигаются на меня деды. Их гоп-компания как на подбор – дегенеративные, не отягощённые интеллектом лица, маленькие глазки, скошенные лбы, крепкие кулаки…

– Не хочу, – говорю я и продолжаю: – То, что вы пьёте, это не водка, это разбавленный водой спирт. Спирт – вообще не напиток, это химический раствор, вроде ацетона или керосина. Знаете, как его делают? В Москве есть отстойники, в Капотне, куда стекает весь канализационный триппер. Эту жижу вычерпывают и цистернами увозят на спиртовой завод, где путём несложной химической реакции превращают в мутный и вонючий спирт. Затем его прогоняют через фильтры, разбавляют чистой водой, дополнительно осветляют лимонной кислотой и умягчают ванилином – и вот она, ваша водка…

Это утверждение, скорее всего, тоже неправда, я не уверен. Говорю так нарочно, в надежде, что ущербные наконец-то осознают свою ущербность, это их ужаснёт и вызовет эмоциональный и экзистенциальный резонанс.

Дедушка наматывает на кулак воротник моей робы.

– Ты чё тут, самый основной? Говноедами нас назвал?

Упс, просчитался, бывает. Следовало бы запаниковать, но под таблеткой я не паникую. Вместо этого мне на ум приходит идея переложить проблему на чужие плечи и я звоню Братку.

– Чё за срочность, чувачила? – раздаётся в трубке.

– Похоже сейчас меня загасят, – говорю я. – А с учётом моей комплекции, мне, скорее всего, кабзда…

– Э, э, ты чё, в натуре? – искренне пугается Браток. – Кто там такой дерзкий, алё?

– Дедушки из стройбата. На вид – чёткие пацанчики.

Я включаю громкую связь. Солдатня плотно меня обступает.

– Салют, братухи, какие проблемы? – Браток блеет козлиным смехом. – Корешка моего трогать не надо. Сечёте? Если какие вопросы возникли, забьём стрелку и по-пацански всё перетрём.

– Твой кореш обосрал нас, говноедами назвал.

– Всего-то сказал, что водку пить вредно, – вставляю я.

– Верняк, чувачила! Бухло, в натуре, не на пользу, сечёшь?

Деды меняют тактику.

– Он здесь новенький, первый день. Проставиться надо, «прописаться».

Браток искусно изображает, как его утомил этот диалог. Он тяжко вздыхает, сопит и кряхтит.

– Ты и сам тут новичок, братуха. Сечёшь? Сам-то когда проставлялся, в натуре? У кого и где «прописывался»?

– И чё с того? – бычит дед. – Ты ваще кто такой, а? Чё я перед тобой отчитываться должен?

Голос братка теряет всякую благожелательность. Я осознаю, что ещё не видел этого человека сердитым и надеюсь никогда не увидеть.

– Слышь, сучара, какой-то ты борзый. Кто я? Я тот, кто у себя дома, сечёшь? Ща только свистну и в миг подтянется братва. Всю жизнь за стенами не отсидитесь, когда-нибудь выйдете и мы вас встретим. Нас много, а вас нет, в натуре. Кто за вас впишется? Вы сами-то ваще откуда такие деловые? Под кем ходите? Людей серьёзных назови.

Солдатню скорее всего понабрали из каких-нибудь Мухосрансков и Крыжополей. Деды, может, и знают серьёзных людей, но те серьёзны для Мухосранска и Крыжополя, а не для Москвы.

– Знаешь, что такое щёлочь? – стращает их Браток. – Это такая хрень, которая растворяет всё тело, кроме зубов. Хочешь, увезу вашу кодлу в тихое место и устрою купание в щёлочи? А зубы отправлю вашим мамкам по почте…

До дедушек постепенно доходит, что они напоролись на крутого и опасного кадра.

– Короче, – подводит итоги Браток, – в чужом доме будьте тихими и дольше проживёте. В натуре…

Поигрывая желваками и недобро поглядывая на меня, стройбат молча покидает раздевалку. Последний дед на прощание так бортует меня плечом, что я отлетаю назад и впечатываюсь спиной в шкаф.

От телефона теперь тоже разит керосином. Шкафчик за моей спиной, судя по одежде гигантского размера, принадлежит Бугру. На верхней полке, как и следовало ожидать, Бугра дожидается стакан неразбавленного спирта. Рядом початая упаковка влажных салфеток. Я достаю из кармана чистый лоскут ветоши, макаю в спирт и протираю корпус моего Сяоми. Сначала тряпкой, потом влажными салфетками, пока тот не перестаёт вонять. Ставлю стакан на место, закрываю шкафчик и возвращаюсь к работе, делая вид, будто не замечаю злобно-задумчивых взглядов солдатни.