Так вот: континентальный Китай воюет с коррупцией и добился фантастических успехов, но он коммунистический, и потому Запад его успехи не признает. И бог с ним: Сингапур — тоже китайская страна, но некоммунистическая, и потому Запад признает ее успехи.
Если могут ограничить коррупцию китайцы, если могут ограничить коррупцию грузины, — значит, мы тоже можем ее ограничить!
И, когда уважаемые коррумпированные бюрократы в этих условиях говорят, что ничего нельзя сделать, что это неизбежно, что «в России это не лечится», а мы должны накрыться белой простыней и, не рыпаясь, ползти на кладбище истории — они просто защищают свои доходы, и ничего больше.
Ведь у воров нет других денег, кроме тех, которые они украли, причем украли у нас с вами.
Я бы очень хотел, чтобы наши коррупционеры «пилили» деньги американских налогоплательщиков, но они почему-то предпочитают наши.
Если в недемократичной Грузии, возглавляемой полоумным… непонятно чем, удается кардинально ограничить коррупцию — коллеги, а чем мы хуже?
Ведь по дорогам Грузии стало по-настоящему можно ездить! Еще несколько лет назад там под каждым кустом сидел гаишник, который просил всего лишь 1 доллар, но это было под каждым кустом, и в результате передвижение между этими кустами обходилось в безумные деньги, не говоря уже об итоговой скорости чуть не в 20 км/ч.
Эта проблема решена — она забыта. Да, у грузинского общества есть масса других проблем, но вот конкретно этой больше нет.
А у нас ситуация на два порядка лучше: по нашим дорогам все же можно ездить.
Значит, мы можем побороть коррупцию — нам на порядок легче это сделать, чем бесноватому Саакашвили.
А тот недобросовестный чиновник, который рассказывает, что мы на коррупцию «обречены», как правило, просто хочет увековечить свою эксплуатацию нас с вами.
У них нет для этого никакого ресурса, кроме заскорузлой усталости большой части общества и кроме личного влияния коррупционеров.
Черт возьми, даже президент против них, даже его они утомили!
Бороться с коррупцией можно.
Любой коррупционер, любой вор, начиная с заведующего ларьком, начинает разговор с вами с рассказа о том, что по-другому же нельзя.
Это специфика бизнеса: если вы воруете, вам приходится врать, причем врать нагло.
Но коррупция лечится не уголовными делами самими по себе, она лечится изменением правил жизни. Например, взяткодатель при сотрудничестве со следствием должен освобождаться от ответственности.
Он знает, что, если у него вымогают взятку, он может рассказать об этом без страха. И знает, что его защитят, и он сохранит свое доброе имя.
Введем это правило — и буквально через год по уровню коррупции будем на уровне Италии.
Да, это будет тяжелый год, его нужно будет пережить. В Грузии закрывали школы, чтобы переоборудовать их в СИЗО, но грузины как-то пережили. Со всей фанаберией своего безумного руководства. Переживем и мы.
Первая мера: освобождение взяткодателя, если он сотрудничает со следствием, от ответственности и сохранение его доброго имени. Это опыт Италии.
Вторая мера: опыт Соединенных Штатов Америки и других стран. У членов организованных преступных сообществ, не сотрудничающих со следствием (а коррупция по определению — это организованная преступная деятельность, если, конечно, не брать всякую мелочевку), конфискуются активы. Под активами понимается не то, что на человеке надето, а то имущество, те счета, пусть даже легально приобретенные, пусть даже «отмытые», которые позволяют влиять на общество.
Грубо говоря, сарайчик на участке в 6 соток оставляется, а вот рублевский особнячок конфискуется к чертовой матери. Квартирка в хрущобе оставляется, а в элитном клубном доме в центре Москвы конфискуется. Небольшие накопления «на черный день» оставляются, а состояние конфискуется.