Время покупать черные перстни

Говоря словами Назарова, «черные снежинки» — это один из зрительных импульсов, несвойственных здоровому человеку. К сожалению, перед глазами больного писателя они в последние годы мелькали все чаще и чаще… В повести «Синий дым» есть у него своеобразный песенный куплет-рефрен:

Пока есть ход —
держись, пилот.
А если ад вокруг —
ищи в аду
свою звезду…

Не берусь судить о качестве его стихов, это, во-первых, занятие деликатное, а во-вторых, и это главное, Вячеслав нравился мне как человек… Но вот, например, белые стихи из его фантастической повести-поэмы:

«…если будет день, когда окаменевший пепел, еще хранящий радиоактивность, покроет почву вымершей планеты, как полотно смирительной рубашки, стянувшей туго тело идиота… то я хочу быть спорой… Серой спорой с непоборимою способностью деленья — живою спорой!.. Началом новых миллионолетий сурового и трудного отбора в пути от протоплазмы к совершенству».

Решайте сами, нужен ли этим взволнованным строкам какой-либо комментарий?

Или вот еще.

Это из его «Атлантиды».

Был «…огромный остров, где пел бетон, сверкали сталь и пластик в прекрасных музыкальныхвоплощеньях (разрядка моя. — В. М.), где по спирали серого асфальта неслись, как пули, электромобили, ракеты перечеркивали небо…»

Все, вроде бы, не ново, все узнаваемо в повестях Назарова — и дельфины, и Атлантида. Но (вспомним мысли автора о блочном строительстве) это лишь своеобразный антураж, прием, помогающий не отвлекать читателя от главного, потому что главное здесь — в ситуациях, в поведении людей, в их жизненной, в общественной, личной человеческой позициях. Вот перед нами (тоже узнаваемый!) делец от науки с высоким званием советского академика, сделавший себе имя на мнимом приручении дельфинов, и он же, подстроивший дело так, что люди открывают стрельбу по ним: псевдоученый боится, что его «постулаты» в науке, весь его жизненный уклад будут нарушены… Старейшины дельфиньего племени вынуждены констатировать: люди «нарушают равновесие природы и убивают друг друга. Разве могут убивать разумные существа?» И разве можно уничтожатьсреду, в которой обитаешь? (В последней фразе я поменял лишь форму глагола, поэтому она выведена из кавычек).

Еще более подтверждает авторскую концепцию «Атлантида», имеющая подзаголовок «Фантастическая поэма». Вводка в нее тоже традиционна: мы уже с вами знаем, что это был огромный остров, «где пел бетон, сверкали сталь и пластик», и т. д. Но автора заботит другое: отчего погибла Атлантида — от землетрясения, от испепеляющего атомного пожара? Или, что самое страшное, все произошло из-за того, что люди, достигшие высот цивилизации, затворились в своих благоустроенных конурах и перешли однажды только на механическое общение посредством кнопок и тумблеров, т. е. стали обходиться не только без блочных фраз, но и вообще без слов?

Уходя чуть в сторону, я вспоминаю, как лет пятнадцать назад Вячеслав Назаров с горечью высказывал мысль о том, что в нашей литературе некоторые авторы упрямо рубят сук, на котором сидят, т. е. все реже используют живую народную речь, нагромождают в своем творчестве родительные падежи, отглагольные существительные и пассивные формы глагола, сооружают порой такие стилистические лабиринты, из которых даже корректорам мудрено выбраться. И это уже не смешно, потому что в этом деле мы зашли слишком далеко.

— Слово уже не зовет! — сокрушался Назаров.

И вот через годы после этого разговора читаю в «Атлантиде» о том, что там погиб Хранитель живой речи. И только поэтому, только из-за того, что «убили слово, убили зов, спокойней стало без зова слов» — перестал существовать легендарный остров Атлантида. А был «он неприступным и могучим, огромный остров, где убили слово… Где он сейчас? Ни голоса, ни ветра… Где след его? Ни волоса, ни пепла… И потому мы начали с Начала — от кремня в лапе к лазерным лучам…»

Я могу лишь повториться: судите сами о поэтических строках В. Назарова. Но с гримасой о них в наше суровое время может высказываться, по-моему, только нечто непробиваемо толстокожее с полнейшим отсутствием горячего тока в жилах. В этой связи уместно привести высказывание сотоварища Назарова по перу Д. Жукова о рассказе «Нарушитель» — на мой взгляд, одном из самых крепких в нашей советской фантастике:

«Неземная красота чужой планеты, ее пейзажи, мастерски придуманные и поэтически описанные Назаровым, все это как-то не вяжется со словом «мертв». Не может быть красивым мертвый мир. Ткань повествования неназойливо делает ощутимой тревогу героя повести… и он совершает преступление или… подвиг. Космический устав категорически запрещает намеренное введение в чужие миры естественных организмов. Андрей нарушил устав, дал жизнь планете…»