Время предательства

Утоптанный снег на дороге хрустел под ногами, пока они размеренным шагом шли вокруг деревенского луга. Высокий плотный мужчина и другой – пониже, помоложе, постройнее. Они шли, чуть наклонив друг к другу головы и разговаривая о чем-то не предназначенном для чужих ушей. Не об убийстве, а о чем-то совершенно ином.

Они остановились перед домом Эмили Лонгпре. Здесь не вился дым из трубы и не горел свет в окнах. Но дом был полон воспоминаний о пожилой женщине, которой восхищался Гамаш и которую любил Анри. Они смотрели на дом, и Гамаш объяснял Оливье, что ему нужно.

– Я вас понял, – сказал Оливье, выслушав просьбу старшего инспектора.

– Спасибо. Пожалуйста, сохраните наш разговор в тайне.

– Конечно.

Они расстались. Оливье пошел открывать свое бистро, а Гамаш и Анри поспешили в гостиницу на завтрак.

На потертом сосновом столе перед камином стояла в ожидании Гамаша большая кружка кофе с молоком. Покормив Анри и дав ему свежей воды, Гамаш сел за стол, отхлебнул кофе и принялся делать записи в блокноте. Анри улегся у его ног, но поднял голову, когда вошел Габри.

– Прошу.

Габри поставил на стол тарелку с яичницей из двух яиц, беконом, поджаренными английскими булочками и свежими фруктами, потом налил себе кофе с молоком и присел к старшему инспектору.

– Только что из бистро звонил Оливье, – начал Габри. – Он сказал, что Констанс убили. Это правда?

Гамаш кивнул, прихлебывая ароматный и крепкий кофе.

– Больше он вам ничего не говорил? – непринужденным тоном спросил Гамаш, не сводя, впрочем, взгляда с Габри.

– Сказал, что ее убили дома.

Гамаш ждал, но Оливье, вероятно, сохранил в тайне остальную часть их разговора, как и обещал.

– Именно так и случилось, – подтвердил Гамаш.

– Но почему? – Габри взял булочку.

«Опять тот же вопрос», – подумал Гамаш. Как и его партнер, Габри спросил не кто, а почему.

Разумеется, Гамаш не знал пока ответа ни на один из этих вопросов.

– Какое у вас сложилось мнение о Констанс?

– Вы же знаете, она пробыла здесь всего несколько дней, – ответил Габри.

Потом задумался над вопросом. Гамаш с нетерпением ждал, что он скажет.

– Поначалу она была приветлива, но сдержанна, – произнес наконец Габри. – Геи ей не нравились, это было очевидно.

– А она вам понравилась?

– Понравилась. Просто некоторые люди почти не сталкиваются в жизни с голубыми, вот в чем их проблема.

– А после того, как она познакомилась с вами и Оливье?

– Ну, она не то чтобы стала гомолюбом, но близко к тому.

– В каком смысле?

Габри посерьезнел:

– Она стала относиться к нам обоим по-матерински. Да и ко всем остальным, я думаю. Кроме Рут.

– А как она относилась к Рут?

– Сначала Рут даже разговаривать с ней не хотела. Невзлюбила Констанс с первого взгляда. Вы же знаете, Рут гордится тем, что всех ненавидит. Она с Розой держалась в стороне и издалека бормотала ругательства.

– Нормальная реакция Рут, – заметил Гамаш.

– Я рад, что Роза вернулась, – доверительным шепотом сообщил Габри и огляделся с напускной озабоченностью. – Но не кажется ли вам, что она похожа на летучую обезьяну?

– Давайте ближе к теме, Дороти[22], – сказал Гамаш.

– Забавно, что поначалу Рут относилась к Констанс не лучше, чем к помету Розы, а потом ни с того ни с сего потеплела к ней.

– Рут?

– Я знаю. Прежде я ничего подобного не видел. Они даже как-то раз обедали в доме у Рут. Вдвоем.

– У Рут? – повторил Гамаш.

Габри намазал джем на булочку и кивнул. Гамаш внимательно посмотрел на него, но Габри, похоже, ничего не скрывал. И старший инспектор понял: Габри не знает, кто такая Констанс. Если бы знал, то уже сказал бы что-нибудь.

– Значит, насколько вам известно, здесь не произошло ничего такого, что объяснило бы ее смерть? – спросил Гамаш.

– Ничего.

Гамаш доел свой завтрак (с помощью Габри), поднялся и позвал Анри.

– Сохранить за вами номер?

– Пожалуйста.

– И для инспектора Бовуара, конечно? Он к вам присоединится?

– Вообще-то, нет. Он работает по другому делу.

Габри немного помолчал, потом кивнул:

– Ага.

Ни один из них не знал, что должно означать это «ага».

Гамаш спросил себя, как долго люди будут смотреть на него, а видеть Бовуара. И как долго он сам будет ждать, что Жан Ги снова окажется рядом. Не так трудно выносить боль, как груз пережитого.

Когда старший инспектор и Анри пришли в бистро, там уже собралась толпа жаждущих позавтракать, хотя слово «толпа» здесь вряд ли уместно. Все вели себя чинно, никто не толкался.

Многие из жителей деревни неторопливо потягивали кофе, устроившись в креслах у каминов с утренними газетами, приходившими из Монреаля с опозданием в один день. Некоторые сидели за маленькими круглыми столиками, ели французские тосты, или блинчики, или яичницу с беконом.

Солнце только начинало вставать, и день обещал быть прекрасным.

Когда вошел Гамаш, все головы повернулись к нему. Он был привычен к этому. В деревне, конечно, уже знали про Констанс. Знали, что она пропала, а теперь узнали, что она мертва. Убита.

Он обвел взглядом зал, встречая их взгляды, у кого-то любопытствующие, у кого-то страдающие, у кого-то просто вопросительные, словно он принес с собой мешок ответов на плече.