Он задумывается.
– Нет… и да. Но это не было слабостью.
Мимо пробегают двое пацанов, крича и размахивая руками. Охрана – неприметные молодцы в серых плащах – провожает их взглядами.
– Глупые вы, мужчины. Все меряете с петушиного насеста. Сильный, слабый… Не это главное. Хрупкость – это когда человека не может сломать никто, кроме него самого… Что с тобой?
Усилием воли он разжимает ладонь, отпускает фибулу. На ладони – четкий отпечаток: круг с ясно различимой ломаной линией посередине. С одной стороны линия заканчивается подобием острия…
– Первое слово дороже второго! – звучит вдалеке детский голос.
– Салим? Что это?
– Память о брате. Мертвом брате.
– Судья просит у вас аудиенции.
– Какой судья?
Корявые корни вросшего в землю исполина…
– Молодой.
– Все к лучшему, – размышляет он вслух. Покой, отливающие медью канделябры, сквозняки, уютные, словно старые сапоги. Дрожащие отсветы.
– Все к лучшему. Время. Он сказал: время. И был противен сам себе. Ты хорошо воспитал моего брата, старый судья… За тебя! – он поднимает кубок. – За тебя, братишка! За тебя, старый герцог – пусть ад будет к тебе помягче. За тебя, князь – надеюсь, твоему княжеству достанется хороший правитель… За тебя, Вальмир – твой сын станет герцогом, ты знаешь? И за тебя, Карл, – Салим смотрит в потолок. – Надеюсь, ты все же там…
Через пару часов в дверь постучит слуга…
«Знаю. Самое поганое, что я все прекрасно знаю».
Хрупкость – это когда человека не может сломать никто, кроме него самого…
Но иногда и он сам – не может.