Время прибытия

Счастливый и удовлетворенный экспедицией профессор снова возвращается в Хрючевск, но на этот раз без гроша в кармане.

Ну и что с того?

Снежный человек оказался выдумкой, ну так зато мужика хорошего спасли, из запоя вывели и, одев смирительную рубашку, направили в Токио, где у Сумасбродова среди врачей реабилитационного центра “Бухарь-яма” было много хороших знакомых.

В последние годы перед прибытием в Хрючевск новых марсиан профессор преподавал вероятностную механику в государственном университете, конструируя при этом космическую тарелку, которая в нашем повествовании уже упоминалась.

Вечера Сумасбродов коротал во все том же университете (жена с двумя детьми бросила его в самом начале экспедиции по поимке брянского снежного человека).

Лаборатория кафедры механики по личному распоряжению ректора находилась во всецелом его распоряжении, где профессор творил свои странные эксперименты, два раза устроив пожар и чуть не спалив все здание университета и один раз даже вызвав небольшой ураган с помощью какой-то экспериментальной машины для наращивания волос под коленями.

Но дирекция университета смотрела на проделки профессора сквозь пальцы, помня его былые заслуги и ценя редчайшие в наше время ум и талант.

Операцию похищения профессора разрабатывал лично временно переведенный из стана врагов революции в стан ее сторонников Борис Богданович Убийвовк, в своих многочисленных бинтах походивший на ожившую мумию Тутанхамона III.

— Значит, так: вот это лаборатория, — Убийвовк ткнул указкой в лежащий на столе план.

Степановский с Воротиловым синхронно кивнули:

— Годится, первый этаж, то что надо.

— Да, повезло, — согласился Борис Богданович, — вот здесь черный ход, но, думаю, лучше воспользоваться парадным, охранники все равно либо спят, либо в карты на втором этаже режутся.

Указка скользнула чуть вправо.

— А это деканат физического факультета, не думаю, что в десять часов вечера там кто-нибудь будет, через него группа захвата и вынесет профессора.

— А почему именно вынесет, — удивился Степановский, — разве у нас шла речь о паланкине? Он, конечно, известный ученый, светило, но это, по-моему, блин, слишком.

— Вынесет на носилках, — уточнил Убийвовк, снова ткнув указкой в план, — через деканат.

— Не понял, — возразил на этот раз уже сам Воротилов, — за базар, Богданович, надо отвечать, в натуре. Какие носилки?

— Такие, — огрызнулся Убийвовк, — в Японии профессор обучался сумо и братву нашу за пять минут покрошит в капусту.

— Ни фига себе, — присвистнул Степановский.

— Ага, — подтвердил Борис Богданович, — двукратный чемпион.

— Что же тогда делать, — недоуменно спросил Сан Саныч, — что посоветуешь, мудило, план ведь ты разрабатывал?

Убийвовк презрительно фыркнул.

— Это не проблема, пускай братва воспользуется электрошокером “Чечетка” и берет профессора, так сказать, голыми руками тепленького, а когда очухается, я думаю, мы с ним договоримся.

— Угу, — захихикал Степановский, — он как тарелку увидит, обделается от счастья.

— Мысль выражена хотя и абстрактно, — кивнул Убийвовк, — но точно…

Группу захвата профессора возглавили лично сами братья Крючки, и отнеслись они к этому делу со свойственной им дотошностью и исполнительностью, ибо в жизни как в реслинге или боксе нужно уметь вертеться, изображая на ринге липовый костоломный поединок, но при этом не нарушая ни одного из правил, хотя в реслинге их и так все равно нет.

Хотя нет, одно есть — корчить перед камерой злобную рожу, даже если тебе ломают позвоночник.

Впрочем, это все лирика…

А операция под кодовым названием “Нычка яйцеголового” прошла достаточно гладко.

Однако не обошлось и без накладок, правда, не имеющих принципиального значения.

Так, двое охранников в холле университета вопреки логике Убийвовка оказались на месте.

Так сказать, на боевом посту.

Увидев врывающихся через парадный вход в здание университета здоровенных бугаев в камуфляже, черных масках и с автоматами Калашникова наперевес, бравые секыорити альма-матер, издав нецензурный вопль, проворно скрылись в недрах универа.

Но камуфлированной братве не было до них дела.

Вихрем промчались братья Крючки вместе со своим маленьким ударным отрядом из восемнадцати человек по темным коридорам обители знаний, строго следуя начертанному Борисом Богдановичем плану.

Профессор Сумасбродов мирно, никого не трогая и не желая никому зла, конструировал в своей любимой университетской лаборатории говорящую сидушку для унитаза, по замыслу изобретателя после каждого своего использования поющую песню “Подмосковные вечера” в исполнении токийского хора мальчиков под руководством Накамуры Кокирваки.

Профессор настолько был увлечен своим занятием, что просто не заметил крадущихся по лаборатории здоровых мужиков в масках.

Ужалив Сумасбродова портативным электрошокером “Чечетка” в шею, братки немного подождали, пока ноги профессора перестанут конвульсивно дергаться, после чего принялись грузить ученого мужа на предусмотрительно захваченные с собой носилки.