Время прощать

В промежутке между признанием Лолли и чтением письма матери к Изабел, Джун нашла в себе силы написать письмо, за которое столько раз садилась и столько раз бросала с тех пор, как увидела некролог. Но она его написала, адресовав Элеоноре и Стивену Смитам, и отправила три дня назад, вложив фотографию Чарли в младенчестве и теперешний снимок. От каждого телефонного звонка Джун вздрагивала.

Ее телефон звонил нечасто. Марли сообщила приятные новости о Кипе – тот держал слово о своих обязательствах и собственными руками мастерил колыбель. Один раз позвонил Генри, вечером после того, как она в слезах убежала из его плавучего дома, и оставил сообщение. Сказал, что понимает, если она какое-то время или вообще не захочет выходить на работу, пусть не спешит и знает: ее место остается за ней, если она захочет вернуться. Джун не перезвонила ему и не зашла.

«Я должна перед ним извиниться за свое поведение. За то, что целую неделю не выходила на работу Что как само собой разумеющееся приняла его великодушие. Я все это скажу», – убеждала она себя.

Ей хотелось сказать не только это. Джун чувствовала, как что-то происходит у нее в душе, но она еще точно не могла это определить. Просто знала, в сердце у нее нарастает томление, и это как-то связано с Генри.

Она достала из заднего кармана телефон, собираясь позвонить Генри, сказать что-нибудь, но телефон зазвонил: 207-555-2501.

«Родители Джона».

Раскрыв рот, Джун смотрела на телефон. Мгновение она не могла пошевелиться, потом сообразила, что лучше ответить, пока не включилась голосовая почта.

– Джун? Это Элеонора Смит. Мать Джона.

Джун почувствовала, как ослабли колени, и порадовалась, что сидит.

– Мы потрясены, – взволнованно произнесла Элеонора. – Отец Джона и я. Нас не было почти все лето, мы вернулись только вчера. А тут твое сообщение на автоответчике и твое письмо. Но нам понадобился день, чтобы осмыслить новость о ребенке, внуке.

Джун едва могла говорить из-за комка в горле. Голос Элеоноры Смит звучал тепло и приветливо.

– Конечно, – выдавила из себя Джун.

– Как только мы увидели фотографию твоего мальчика, мы поняли, что это точно сын Джона. Он так похож на… – Элеонора заплакала.

– Знаю, – пробормотала Джун. – Те же красивые зеленые глаза и темные волосы.

– И что-то в выражении глаз…

«Да, – подумала Джун. – Что-то в выражении глаз».

– Знаешь, – продолжала Элеонора, – ты помогла нам разрешить одну тайну. Кто-то из медсестер сказал нам, что перед смертью Джон несколько раз приходил в сознание и повторял только одно слово: «Июнь»[5]. Мы не могли понять, что он имел в виду, потому что тогда был ноябрь.

Джун ахнула. Заплакала. Элеонора помолчала, не мешая ей.

– Я так рада, что ты нам написала. Мы счастливы, что ты наконец нас нашла.

– Я тоже, – прошептала Джун.

Обе они согласились, что им еще много нужно обсудить и увидеть Чарли, – лично. Поэтому договорились о встрече на следующий день. По крайней мере у Джун почти не останется времени нервничать.

Пока утром в пятницу они ехали в Бангор, Джун поглядывала в зеркало заднего вида на Чарли. Он снова любовался плакатом со своим генеалогическим древом, аккуратно разложив его на коленях. Вчера, после долгого разговора, который они с Чарли вели на заднем дворе гостиницы – о его отце, о том, что Джун узнала о смерти Джона и что дедушка и бабушка пригласили их в гости, – Чарли подпрыгнул и сказал, что ему нужно внести новые сведения в фамильное древо. Затем помчался в гостиницу. Через минуту вернулся с плакатом и своим счастливым зеленым карандашом, быстро добавил слово «рай» в кружочке рядом с именем отца, а затем два новых имени: «Бабушка и дедушка Элеонора и Стивен Смит».

И вот теперь они ехали на встречу с родителями Джона. После поисков, предпринятых Джун за прошедшие семь лет, особенно когда она узнала, что беременна, и снова, в течение последних нескольких недель, казалось почти нечестным так легко остановиться на подъездной дорожке перед домом родителей Джона Смита. Их белый, обшитый доской дом в стиле Новой Англии, с ровными рядами цветников и ящиками с цветами на окнах выглядел дружелюбно и приветливо, что немного успокоило Джун.

Когда Джун и Чарли вышли из машины, дверь дома открылась. На крыльцо вышла супружеская пара и помахала им. Когда же Чарли шагнул к крыльцу Смиты отреагировали одинаково – заплакали, прикрывая ладонью рот, а потом упали друг другу в объятия.

– Мы вам не нравимся? – удивленно спросил Чарли.

Элеонора Смит опустилась перед мальчиком на колени.

– О, вы нам нравитесь. Ты очень нравишься нам, Чарли. – Она разглядывала внука, каждую черточку, живую, дышащую связь, продолжение ее ребенка. – Ты так похож на своего папу, Чарли. Мне не терпится показать тебе его фотографии, когда ему было семь лет. Вот увидишь.

Она поднялась, и Стивен Смит со слезами на глазах сгреб Чарли в охапку, качая головой и приговаривая:

– Он – вылитый Джон. Вылитый Джон.