Время прощать

Раско вскочил со стула – он оказался гораздо выше, чем можно было подумать, когда сидел – и дважды жестко врезал Симеону по физиономии.

Какое-то время спустя Симеон очнулся на автостоянке, куда его отволокли и зашвырнули через задний борт в кузов собственного пикапа. Он сел, огляделся, никого не увидел, осторожно прикоснулся к неоткрывающемуся правому глазу, потом – к левой скуле, оказавшейся необычно пухлой и мягкой. Хотел посмотреть на часы, но их не было.

Мало того, что он просадил тысячу, украденную у Летти, так еще и лишился тех ста двадцати долларов, которые предназначались для покупки продуктов. У него стащили даже мелочь. Бумажник, правда, оставили, но в нем уже не было ничего ценного.

Сначала Симеон подумал было ворваться в притон, схватить за грудки одноногого Онтарио или однорукого Лейтенанта и потребовать, чтобы ему вернули украденные деньги – в конце концов, его ограбили в их заведении. Что за порядки они завели? Но потом передумал и уехал. Решил, вернется позднее, поговорит с Тэнком и все уладит.

Онтарио наблюдал за ним из окна. Когда пикап Симеона скрылся из виду, он позвонил в офис шерифа. Симеона остановили, как только он въехал в Клэнтон. Задержали за вождение в пьяном виде. Надели наручники и отправили в тюрьму, где бросили в камеру-вытрезвитель и сообщили, что ему не разрешается пользоваться телефоном, пока не очухается.

Впрочем, он и не горел желанием звонить домой.

К ленчу из Мемфиса прибыл Дариас с женой Натали и сворой детей. Разумеется, все были голодны, но Натали хоть привезла большое блюдо с кокосовым печеньем. Жена Ронтелла не привезла ничего.

Поскольку никаких признаков ни Симеона, ни продуктов не было, пришлось менять планы: в магазин Летти отправила Дариаса. Поев, все потихоньку переместились на воздух, где мальчишки принялись играть в футбол, а мужчины пить пиво. Ронтелл разжег гриль, и над задним двором, словно туман, поплыл густой аромат барбекю из свиных ребрышек. Женщины болтали и смеялись, сидя на террасе. Приехали новые гости: двое кузенов из Тьюпело и друзья из Клэнтона.

Все хотели побыть с Летти. Ей льстило всеобщее восхищенное внимание, и даже догадывалась о его причинах, она не могла не испытывать удовольствия, находясь в фокусе всеобщей лести. Никто не упоминал ни о завещании, ни о деньгах, ни о мистере Хаббарде, по крайней мере, в ее присутствии. Цифру двадцать миллионов так часто повсюду называли, притом с такой уверенностью, что она считалась уже неоспоримым и общеизвестным фактом. Деньги были реальностью, и Летти вот-вот должна была получить девяносто процентов огромного наследства.

В какой-то момент Дариас все же не удержался. Когда они с Ронтеллом остались возле гриля одни, он спросил:

– Видел сегодняшнюю газету?

– Ага. Только не знаю, как это способно помочь.

– Вот и я о том же. Но все равно Букер Систранк – крутой парень.

– Уверен, он сам позвонил в газету и закинул им эту историю.

На первой полосе утренней мемфисской газеты, в разделе «Новости Среднего Юга», была помещена захватывающая, полная сплетен история о самоубийстве мистера Хаббарда и его необычном завещании. Публикация сопровождалась тем самым снимком, на котором Летти, поддерживаемая с двух сторон Букером Систранком и Кендриком Бостом, была изображена в своем надетом по случаю суда парадном костюме.

– Они еще выйдут из леса и сделают свое дело, – сказал Дариас.

– Они уже здесь. – Ронтелл хмыкнул, махнул рукой. – В полной боевой готовности, только ждут момента.

– Как думаешь, сколько огребет Систранк?

– Я у нее спрашивал, но она не говорит.

– Ну, не половину же, правда?

– Не знаю. Он недешево стоит.

Один из племянников подошел проверить, готовы ли ребрышки, и мужчины сменили тему.

К концу дня Симеона выпустили из камеры, и помощник шерифа отвел его в маленькую комнату без окон, которую адвокаты использовали для конфиденциальных переговоров с клиентами. Ему дали мешочек со льдом, чтобы прикладывать к лицу, и чашку кофе.

– Ну и что теперь? – спросил Симеон.

– К тебе посетитель, – ответил помощник шерифа.

Минут через пять появился Оззи и сел напротив. На нем были синие джинсы и спортивная куртка, на поясе висел жетон, на бедре – кобура.

– Кажется, мы с вами лично не встречались, – сказал он.

– Я дважды голосовал за вас, – сообщил Симеон.

– Спасибо, но после выборов все так говорят.

Оззи проверил списки избирателей и прекрасно знал, что Симеон Лэнг не зарегистрирован в них.

– Клянусь, голосовал.

– Нам звонили от Тэнка, сказали, чтобы вы держались от них подальше. Понятно? Чтобы от вас больше не было неприятностей.

– Они меня обчистили.

– Это злачное место. Вы знаете их правило: никаких правил. Так что просто не ходите туда.

– Я хочу, чтобы мне вернули мои деньги.

– О деньгах можете забыть. Хотите уехать домой или остаться на ночь здесь?

– Лучше домой.

– Тогда поехали.

Симеон, без наручников, ехал на переднем пассажирском сиденье машины Оззи. Помощник Оззи ехал за ними в пикапе Симеона. Первые десять минут в салоне царила тишина, нарушаемая лишь потрескиванием рации шерифа. Наконец Оззи отключил ее.