Время прощать

— Джейк, сынок, — начал он тоном, предвещающим неприятности, — я принял решение. Многие месяцы, даже годы я сомневался, начинать ли процесс восстановления в правах… Своего рода возвращение, понимаете?..

Джейк, будучи занят, составляя протест на ходатайство Стиллмена Раша, медленно отложил ручку и задумчиво посмотрел на Люсьена. Слово «возвращение» до сих пор не произносилось, но в последние три месяца Люсьен не пропускал ни одной возможности намекнуть, что хочет снова заниматься адвокатской деятельностью.

Хотя Джейк со страхом и ожидал этого, новость поставила его в трудное положение. Он не хотел видеть Люсьена в конторе, особенно в качестве адвоката, а его роль непрошеного и бесплатного советчика была почти исчерпана. Люсьен-адвокат означал Люсьена-босса, Джейку места здесь не останется. Но Люсьен-друг был тем человеком, который в свое время дал Джейку работу, предоставил в его распоряжение свою контору, позволил сделать карьеру и всегда был лоялен по отношению к нему.

— Зачем вам это? — спросил Джейк.

— Тоскую по работе. И я еще не настолько стар, чтобы днями напролет сидеть на крыльце. Вы меня поддержите?

Единственным ответом могло быть «да», и Джейк без запинки произнес:

— Конечно, вы же знаете, что поддержу. Но как?

— Морально, Джейк, по крайней мере для начала. Как вы знаете, чтобы восстановиться в правах, я должен сдать экзамен. Немалый подвиг для такого старого хрыча, как я.

— Когда-то вы его сдали, сдадите и теперь, — отозвался Джейк с подобающей уверенностью.

На самом деле он сильно сомневался, что Люсьен выдержит процедуру, начиная с полугодового периода нудной самостоятельной зубрежки и заканчивая отказом от своей вечной браги.

— Значит, вы на борту?

— На борту-то я на борту, Люсьен, но что будет после того, как вы восстановитесь в правах? Заберете контору обратно? Захотите, чтобы я стал у вас мальчиком на побегушках? Мы вернемся к тому, с чего начинали восемь-девять лет назад?

— Не знаю, Джейк, но мы как-нибудь все уладим.

Джейк пожал плечами:

— Да, я с вами и помогу всем, чем сумею.

Второй раз за утро Джейк в собственном офисе протягивал руку помощи начинающему юристу. Кто следующий?

— Спасибо, Джейк.

— Раз уж вы здесь, несколько вопросов внутреннего распорядка. Рокси уволилась, Порция временно будет исполнять обязанности секретаря. У нее аллергия на сигарный дым, поэтому, пожалуйста, выходите курить на улицу. И держите руки подальше от нее. Она шесть лет прослужила в армии, понимаете? Навыки рукопашного боя плюс карате… И она не мечтает о том, чтобы мерзкий белый старик лапал ее. Только троньте, она выбьет вам зубы, а затем подаст на меня иск за сексуальные домогательства. Усвоили?

— Она так сказала? Клянусь, я ничего такого не делал.

— Это лишь предостережение, Люсьен, договорились? Не прикасайтесь к ней, не отпускайте в ее присутствии грязных шуток, сомнительных комментариев, даже не ругайтесь. И не вздумайте пить и курить рядом с ней. Ей нравится профессия юриста, и она хочет им стать. Обращайтесь с ней как с профессионалом.

— Я думал, мы с ней прекрасно ладим.

— Возможно, но я ведь вас знаю. Ведите себя прилично.

— Постараюсь.

— Не постарайтесь, а сделайте как я говорю. А теперь прошу извинить, мне надо вернуться к работе.

Выходя, Люсьен пробормотал достаточно громко, чтобы Джейк услышал:

— У нее отличная задница.

— Прекратите, Люсьен.

Обычно в пятницу после полудня невозможно было найти судью в здании суда или адвоката в его конторе. Все они линяли кто куда, выходные начинались рано. Ловилось много рыбы. Выпивалось много пива. Множество дел откладывалось до понедельника. А уж в сумрачную промозглую январскую погоду по пятницам во второй половине дня и юристы, и не юристы тихо закрывали свои заведения, и площадь пустела.

Прибыв в четыре часа дня, Джейк застал судью Этли на переднем крыльце. Он сидел в кресле-качалке, закутанный стеганым одеялом. Ветра не было, и облако сигарного дыма неподвижно висело над ступеньками. На табличке над почтовым ящиком значилось название усадьбы «Мейпл ран».[17] Это был внушительный старый, помещичий дом с георгианскими колоннами, но уже «подержанный», с разболтанными ставнями — таких в Клэнтоне и вообще в округе Форд имелось множество. Отсюда виднелась крыша Хокат-хауса, расположенного неподалеку.

Рубен Этли зарабатывал восемьдесят тысяч долларов в год как судья, но на поместье тратил самую малость из этой суммы. Его жена умерла много лет назад, и по заросшим клумбам, продавленной плетеной мебели на крыльце, прохудившимся занавескам на окнах верхнего этажа можно было понять, что дому недостает заботливой женской руки.

Судья жил один. Домработница, много лет прослужившая в доме, тоже умерла, и он не потрудился найти новую. Каждое воскресное утро Джейк встречался с ним в церкви и наблюдал, как год от года ветшал его внешний вид: костюмы становились все менее чистыми, рубашки все хуже накрахмаленными, узел на галстуке все менее тугим, и зачастую ему явно требовалось постричься. Было видно, что проверить, как он выглядит, выходя из дома, некому.