Время прощать

Люсьен, не без причины ненавидящий вставать рано утром, выглядел необычно свежим, и взгляд у него был ясным. Он утверждал, что пьет теперь меньше, при этом больше двигается и уж точно больше работает. Джейку все труднее становилось предотвращать его появление в своем офисе.

— Мог ли я когда-нибудь подумать, что мне доведется увидеть Руфуса Бакли в наручниках, — улыбнулся Люсьен.

— Чудесно, просто чудесно. До сих пор не могу до конца поверить, — отозвался Джейк. — Хочу позвонить Думасу и спросить, нельзя ли купить у него фотографию Бакли, которого ведут в тюрьму.

— Да-да, позвоните и сделайте мне копию.

— Восемь на десять, в рамке. Наверное, я смог бы успешно торговать ими.

Рокси пришлось взобраться по лестнице, пересечь кабинет Джейка и выйти на балкон, чтобы сообщить шефу:

— Звонил шериф Уоллс. Они уже в пути.

— Спасибо.

Пересекая площадь, Джейк с Люсьеном не могли не заметить, что у адвокатов других расположенных на площади юридических контор, не практикующих в суде, вдруг обнаружились неотложные дела во Дворце правосудия. Бедняга Бакли нажил себе столько врагов! Зал суда не был набит до отказа, но немало этих самых врагов слонялось поблизости. Было совершенно очевидно, что находятся они там по одной-единственной причине.

Судебный пристав призвал публику к порядку, и судья Этли быстро проследовал на свою скамью.

— Введите его, — кивнул секретарю судья.

Открылась боковая дверь, и вошел Руфус, без цепей и наручников. Если не считать щетины на лице и взъерошенных волос, выглядел он почти как накануне. Судья Этли проявил снисходительность и позволил ему сменить тюремную робу на свою одежду. Учитывая утреннюю прессу, судья Этли просто не мог позволить участнику своего суда появиться перед публикой в подобном виде.

Никаких признаков присутствия Систранка не просматривалось. Дверь закрыли, и стало очевидно, что его здесь действительно нет, и в слушаниях он участия не примет.

— Встаньте, пожалуйста, здесь, мистер Бакли. — Судья указал на место прямо напротив своего стола.

Бакли повиновался и встал перед судьей совершенно один, беспомощный, униженный и раздавленный. С трудом сглотнув, он заставил себя посмотреть на судью.

Отодвинув микрофон и понизив голос, судья обратился персонально к Бакли:

— Надеюсь, вы нормально пережили ночь в нашей чудесной тюрьме.

— Да, спасибо.

— Шериф Уоллс хорошо с вами обращался?

— Да, хорошо.

— Хорошо ли вы с мистером Систранком отдохнули ночью вместе?

— Я бы не назвал это отдыхом, ваша честь, но ночь мы пережили.

— Я не мог не заметить, что вы здесь один. Мистер Систранк ничего не просил передать?

— О да, он много чего сказал, ваша честь, но я не уполномочен повторять здесь его слова. Не думаю, что это пошло бы ему на пользу.

— Не сомневаюсь. Мне не нравится, когда меня обзывают, мистер Бакли, особенно грубым словом «расист». А это одно из любимых слов мистера Систранка. Уполномочиваю вас как его коллегу объяснить ему это и заверить от моего имени, что, если когда-нибудь еще он и вы тоже назовете меня так, двери моего зала суда будут для вас закрыты навсегда.

— С радостью доведу это до его сведения, судья, — кивнул Бакли.

Джейк с Люсьеном сидели в четвертом ряду от конца на длинной скамье красного дерева, которая стояла там уже несколько десятков лет. У дальней от них стены появилась и заняла место чернокожая женщина лет двадцати пяти, миловидная и смутно знакомая. Она бегло осмотрелась, словно сомневаясь, позволено ли ей здесь находиться. Когда ее взгляд упал на Джейка, он улыбнулся: все, мол, в порядке, слушания открыты для публики.

Судья Этли тем временем продолжал:

— Благодарю вас. Итак, цель наших сегодняшних кратких слушаний — рассмотреть вопрос о вероятности отмены моего приказа о вашем аресте. Я приказал арестовать вас — вас и вашего соратника — за оскорбление суда, мистер Бакли, потому что, с моей точки зрения, вы вели себя вопиюще неуважительно по отношению к суду и, следовательно, ко мне. Признаюсь, я был разгневан, хотя обычно стараюсь избегать принятия решений в излишне эмоциональном состоянии. За долгие годы я убедился: такие решения, как правило, не самые удачные. Но я не сожалею о том, что сделал вчера, и поступил бы точно так же сегодня. А теперь я предоставляю вам возможность ответить.

Оззи уже поработал посредником: простое признание своей вины, простое извинение, и приказ об аресте за оскорбление суда будет снят. Руфус на это сразу согласился, Систранк категорически отказался.

Руфус, глядя в пол, перенес тяжесть тела с одной ноги на другую.

— Да, ваша честь, ну… я признаю, что вчера мы преступили грань дозволенного. Мы вели себя дерзко и неуважительно, за что я приношу извинения. Это больше не повторится.

— Очень хорошо. Приказ о вашем аресте за неуважение к суду, таким образом, аннулируется.

— Благодарю, ваша честь, — смиренно произнес Бакли, с облегчением расправляя расслабляя плечи.