— На всякий случай. Если мне после понадобится с тобой связаться. Если дух что-то захочет тебе передать.
Готова спорить, что это, скорее всего, для того, чтобы послать мне по электронной почте рекламу с обещанием двадцати процентов скидки на следующее предсказание, но я беру книгу в кожаном переплете и вношу свои данные. У меня потеют ладони. Когда я оказываюсь здесь, в голову приходит запоздалое опасение. Плохо не то, что Серенити Джонс может оказаться обманщицей, очередным тупиком в расследовании причин исчезновения моей мамы. Нет. Хуже всего то, что Серенити Джонс может оказаться талантливой ясновидящей и я узнаю две вещи: что мама сама бросила меня или что она мертва.
Она берет колоду карт Таро и тасует.
— Все, что я скажу во время гадания, может быть понятно не сразу. Просто запоминай услышанное, потому что однажды ты что-то узнаешь и поймешь, что тебе сегодня пытались сказать духи.
Она произносит все это голосом, каким стюардессы учат пассажиров пристегивать ремни. Потом протягивает мне колоду, чтобы я разделила ее на три кучки.
— Что ты хочешь узнать? Кому нравишься? Получишь ли «отлично» по английскому? Куда поступать?
— Мне это неинтересно. — Я возвращаю ей колоду. — Десять лет назад исчезла моя мама. Я хочу, чтобы вы помогли мне ее найти.
В маминых журналах, куда она записывала свои наблюдения, есть один абзац, который я помню наизусть. Иногда, когда мне становится скучно на занятиях, я даже пишу его в своей тетради, пытаясь скопировать мамин почерк.
Она написала его в Ботсване, где работала в Тули-Блок над исследованием, посвященным скорби у слонов. Описала смерть слона на воле. В этом абзаце речь шла о детеныше пятнадцатилетней слонихи по кличке Каджисо. Слониха разродилась на рассвете, детеныш то ли был мертворожденным, то ли умер вскоре после родов. По словам мамы, подобное случается у первородящих самок. Неожиданной была реакция Каджисо.
«
Внизу страницы мама приписала:
«Каджисо оставляет тело своего детеныша после трехдневного дежурства рядом с ним.
Много написано о том, что невозможно выжить слоненку моложе двух лет, если он становится сиротой.
Однако почти ни слова не сказано о том, что происходит с матерью, которая теряет своего детеныша».
Когда мама писала эти строки, она еще не знала, что носит под сердцем меня.
— Я не занимаюсь розыском пропавших, — повторяет Серенити голосом, не допускающим ни малейших «но».
— Детям вы не гадаете, — начинаю я загибать пальцы, — пропавших не ищите… Тогда что вы умеете делать?
Она прищуривается.
— Хочешь почистить ауру? Без проблем. Погадать на картах? Обратилась по адресу. Пообщаться с умершими? К твоим услугам. — Она подалась вперед, и я понимаю, совершенно недвусмысленно, что бьюсь головой о стену. — Но поиском пропавших я не занимаюсь.
— Вы же ясновидящая.
— У каждого ясновидящего свой дар, — отвечает она. — Проникновение в подсознание, чтение ауры, общение с духами, телепатия… Если я обладаю даром, это не означает, что я умею делать все.
— Она исчезла десять лет назад, — продолжаю я, как будто не слышу ее. Не знаю, стоит ли говорить о погибшей, которую затоптали слоны, и о том, что маму доставили в больницу, откуда она сбежала. Не хочу подсказывать ей ответы. — Мне было тогда три года.
— Большинство пропавших исчезают по собственной воле, — отвечает Серенити.
— Но не все, — возражаю я. — Она бы меня не оставила. Я точно знаю. — Я замираю в нерешительности, потом разматываю мамин шарф и протягиваю ясновидящей. — Шарф принадлежал маме. Может быть, он как-то поможет?
Серенити даже не прикасается к шарфу.
— Я никогда не говорила, что не смогу ее найти. Я говорила: не стану искать.
Совсем не так я представляла нашу встречу.
— Почему? — удивилась я. — Почему вы не хотите помочь, если можете?
— Потому что, черт побери, я не гребаная мать Тереза! — отрезает Серенити.
Лицо ее становится свекольным — как бы ей не увидеть неминуемую собственную смерть от скачка давления.
— Прошу прощения, — извиняется она и исчезает в коридоре.
Через секунду я слышу звук льющейся воды.