Время Путина

Очень хорошие отношения сохранялись у Владимира Путина и с германским канцлером Герхардом Шрёдером. «Я не собираюсь менять политику по отношению к России, — заявил Г. Шрёдер в большом интервью 7 октября 2004 года. — Владимир Путин выступает за восстановление российской государственности и сохранение территориальной целостности России, и я могу его понять. Он стремится достичь политических решений в Чечне. Стратегическое партнерство Германии и России — это наш долгосрочный интерес»[327]. Но у Шрёдера оказалось много оппонентов в самой Германии, и во время визита российского президента в ФРГ здесь прошло несколько манифестаций под лозунгами «Путин, прекратите войну в Чечне!». Гамбургский университет демонстративно отказался присвоить В. Путину звание почетного доктора права, хотя само предложение исходило от группы профессоров этого же университета. Явная симпатия, которую германская общественность демонстрировала по отношению к российскому президенту осенью 2001 года, через три года, казалось, была полностью забыта, хотя в России как раз в эти годы наблюдался заметный прогресс и в экономике, и в соблюдении законности. В 2005 году в Германии происходила сложная предвыборная, а затем и выборная борьба, и страна несколько месяцев не имела лидера. В конечном счете здесь была создана коалиция, но главой правительства стала Ангела Меркель — от христианско-демократической, а не социал-демократической партии. Новый германский канцлер попыталась занять по отношению к России и по отношению к В. Путину более жесткую позицию, и их первая встреча в Москве оказалась довольно холодной. Однако объем экономических связей и бизнес-проектов между Германией и Россией был слишком велик, чтобы германские промышленники и банкиры поддержали охлаждение отношений с Россией. Фрау Меркель пришлось изменить не только одни лишь интонации. Герхард Шрёдер ушел из политики, но не полностью. Неожиданно для многих он занял пост председателя совета акционеров того самого балтийского концерна, который начал строительство газопровода по дну Балтийского моря между Россией и Германией. Это предложение, как все понимали, исходило от Владимира Путина, и Шрёдер принял его. Выступая в конце 2006 года в Мюнхене перед представителями германской деловой элиты, Владимир Путин говорил: «Одной из самых важных задач российской экономики в краткосрочной перспективе является ее диверсификация и создание новых точек роста. Германия может стать в этом отношении мотором инвестиций». Путин добавил при этом, не вдаваясь в пояснения, что к этим целям России «не везде относятся с одобрением». Речь шла в данном случае именно о краткосрочной перспективе, так что немецким бизнесменам не стоило долго раздумывать. Председатель Восточного комитета Клаус Мангольд, который весьма активно защищал интересы германского бизнеса на всей территории бывшего советского блока, ответил довольно быстро и четко — он уверен, что немецкие фирмы усилят свое присутствие в России в ближайшие годы. «Россия, — сказал он, — обладает самыми большими в мире запасами природных ресурсов. Она является одной из самых быстрорастущих экономик мира и расположена близко от Германии географически. К тому же у Германии есть очень большой опыт отношений с Россией. Мы могли бы сыграть здесь ключевую роль». Приводя этот вполне ясный обмен мнениями, британская газета писала: «Россия назначает Германию на роль своего стратегического партнера в Европе». Это говорилось явно не без сожаления[328].

Великобритания в эти годы не могла претендовать ни на роль стратегического партнера, ни просто на роль активного партнера России. Она оставалась главным партнером США и в Европе, и в мире и была связана множеством обязательств с Ираком, с Ближним и Средним Востоком. Даже в делах ЕС Британия была не столь активна, и центром притяжения в ЕС все больше и больше становилась именно Германия. Франция в большей мере тяготела к Германии, чем к Англии, но именно в 2004–2007 годах Франция была занята по большей части решением крайне трудных внутренних проблем. По всей стране, и особенно в Париже, прокатились несколько волн беспорядков и волнений. Бунтовали мусульманские пригороды Парижа, бастовали университеты, лицеи и профсоюзы. На ночных улицах Парижа и других городов Франции пылали сотни автомашин. Громоздились баррикады. Не обходилось и без крови на мостовых. Все европейские эксперты обсуждали причины этого кризиса, но к России и к российской внешней политике это не имело касательства.