«Спокойно, спокойно. Неужели она никогда не перестанет причинять мне боль?» — спросила себя Камилла, сжав кулаки.
— Твой отец… Я так и не нашла сил сказать, какие чувства к нему испытываю. А ведь он страдал, я в этом уверена. И ему не хватало не твоего дяди Леона, ему всегда не хватало меня. Я поняла, как сильно люблю Андре, лишь когда его не стало. Я не позволю тебе допустить ту же ошибку. Поверь мне, Камилла, настало время разыскать мужчину, которого ты любишь.
Камилла подняла на Валентину глаза, внимательно посмотрела на нее. Никогда раньше она не видела этого света, этой нежности, и в ту же секунду женщина ощутила, что вновь может дышать. Постепенно, глядя в эти спокойные, сияющие глаза, Камилла обрела новую веру. Все стало ясным и простым, она снова поверила в будущее. Мадемуазель Фонтеруа поняла, что все эти годы требовала от матери невозможной любви. Между ними существовало нечто иное: уважение, восхищение, нежность, которые она не смогла разглядеть. А ведь это не так мало! Она перестала дрожать и почувствовала силу в руках. Она больше не была маленькой девочкой, живущей надеждой, что мать обнажит перед ней душу, она стала взрослой женщиной, которая пережила бури и которой теперь просто надо было набраться сил, чтобы продолжить свой путь. И эти силы ей дарила мать.
— А если он уже устроил свою жизнь? — спросила Камилла срывающимся голосом. — Скорее всего, уже слишком поздно что-либо предпринимать.
— Мы этого не знаем, дорогая, но тебе следует рискнуть, — заключила Валентина.
Мадам Фонтеруа улыбнулась.
— Я не удивлюсь, если узнаю, что он все еще ждет тебя. Ты не из тех женщин, о которых можно забыть, если уж они вошли в твою жизнь.
Черный «ситроен» остановился перед входом в Дом Фонтеруа. Портье поспешил открыть дверцу. Валентина вышла из машины и подняла голову, чтобы взглянуть на фасад здания. Витрины сияли в июньском солнце.
На женщине был красный костюм от Шанель, остроносые туфли на высоких каблуках и любимое жемчужное колье. Она решительным шагом направилась к стеклянной двери, которая распахнулась, пропуская ее. В зале молоденькие продавщицы застыли за прилавками, глядя, как проходит мадам Фонтеруа.
Ей предложили вызвать лифт, но Валентина не захотела воспользоваться им и направилась к лестнице.
Оказавшись в «галерее предков», она медленно двинулась по красному ковру. Женщина впервые так внимательно рассматривала портреты предков ее дочери, и нашла, что большей частью они скучны. Ее взгляд остановился на свекре. Огюстен воинственно свел брови; все тот же неистовый взор, который был ей знаком, когда она еще была юной невестой. Напротив проказливо улыбался Леон. Он сыграл с этими старыми занудами весьма забавную шутку! Валентина надеялась, что он был счастлив, живя на краю света. «Если бы я была моложе, обязательно навестила бы его», — подумала Валентина, представив, как был бы потрясен Александр, если бы она сообщила ему, что собирается сесть на Транссибирский экспресс, чтобы отправиться на встречу с братом мужа. Максанс унаследовал от дяди этот его авантюризм. Ему все-таки удалось вывезти Соню Крюгер из Восточной Германии, и Валентина приютила девушку у себя на авеню Мессин.
Затем мадам Фонтеруа остановилась перед портретом Андре. Он нежно и терпеливо смотрел на жену. Однажды этот помпезный коридор со стенами, обтянутыми красным бархатом, украсит и изображение ее дочери. Камилла станет первой женщиной, которая займет достойное место в этой галерее Фонтеруа. Внезапно Валентина ощутила гордость за свою дочь.
Дверь открылась.
— Добрый день, мадам, — поздоровалась секретарша Камиллы. — Месье ждут вас.
Валентина улыбнулась Эвелине и вслед за ней вошла в большой зал заседаний административного совета. Как сначала показалось Валентине, у стола из красного дерева сгрудились строгие темные костюмы, которые оттеняли рубашки безупречной белизны. Женщина приблизилась к креслу, которое сначала занимал Андре, а затем Камилла, и положила руки на его спинку.
Мадам Фонтеруа обвела присутствующих спокойным взглядом. Администраторы выглядели как… администраторы. В глубине комнаты восседал серьезный, как Папа, управляющий мастерской Дютей, а вот Рене Кардо, блистательного модельера, явно забавляло происходящее.
— Месье, как вы уже знаете, моя дочь Камилла уехала на несколько месяцев. На время своего отсутствия она передала бразды правления Домом месье Эрмону.
Мужчина с седой шевелюрой, высоким лбом и сломанным носом, который придавал его лицу особую выразительность, склонил голову.
— Вы также знаете, что, согласно традиции семейства Фонтеруа, за делами Дома всегда должен следить кто-то из членов этой достойной фамилии. Именно поэтому моя дочь наделила меня всеми своими полномочиями и попросила присутствовать на административных советах. Но не стоит волноваться, я не собираюсь затевать никаких дворцовых переворотов, — с улыбкой закончила Валентина.