Но выстрелов так и не прозвучало, и мы благополучно (хотя и не скажу, что очень легко) прошагали минут пятнадцать — сперва вверх по травянистому склону, потом — по узкой, петлявшей меж деревьями тропке. Шли, пока впереди не почудилось что-то более темное, чем сама ночь. Взламывая тишину, в той стороне глухо залаяла собака. Почему-то этот звук обрадовал меня: он был естественным, совсем земным.
— Стой! — едва слышно скомандовала Мартина. И — как мне показалось во тьме — что-то поднесла ко рту. Но никакого звука не раздалось, напротив, смолкла собака. Мы продолжали стоять, видимо, ожидая чего-то. Прошло с полминуты, впереди засветилось окно. А потом слабый свет обозначил и отворившуюся дверь. Человек вышел и медленно приблизился к нам.
— Кому не спится? — негромко спросил он, остановившись шагах в пяти. Луч звезды отскочил от предмета, который человек держал в вытянутой руке. Похоже, встретивший нас принадлежал к тем, кому разрешалось иметь оружие. Или же он не признавал законов. Я подумал, что второе было бы предпочтительнее. Голос человека был немолодым и хрипловатым. В нем звучала память о схватках со стихиями. Мне не раз приходилось слышать такие голоса.
— Онемели, бзинкшт?
— Абердох, это Мартина.
Бзинкшт, бзинкшт. Где это я?.. Бзинкшт!
— Сам вижу, — проговорил он ворчливо. — Давненько не встречались, девушка. А с тобой кто?
— Старый знакомый, — вступил в разговор и я.
— Да? — Это прозвучало крайне недоверчиво. — Что-то не припоминаю я таких знакомых…
— Да нет, — сказала Мартина, — это он шутит. Он просто…
— Помолчи-ка, девушка, — перебил он. — Шутники такие все уже перевелись. Знакомец, заходи в дом, ступай медленно и руки держи — сам должен знать, как… Дернешься — зажарю. А ты, Мартина, постой пока на месте. Все женщины — существа легковерные, вас провести — не успеешь глазом моргнуть…
Мартина промолчала, а он все ворчал, пока я не переступил через порог, чтобы оказаться в просторной и аккуратной кухне, занимавшей, похоже, больше половины всего строения. Диск под потолком давал не очень много света, но достаточно, чтобы нам разглядеть друг друга. Разглядывание заняло минуты полторы. Столько времени потребовалось и ему, и мне, чтобы за искусственным обликом, за личинами, которые носили мы оба, разглядеть подлинные черты. Потом он сказал — уже совсем другим тоном:
— Вот так раз! Верь после этого слухам…
— С тебя сто двадцать пять галларов, — молвил я в ответ.
— Всего-то? Что-то не помню, чтобы я у тебя занимал.
— Мне во столько обошлись поминки по тебе — когда, объявили, что ты накрылся. Вот и плати теперь.
— Нет, — сказал он. — Ты путаешь. Это ты сгорел там, со всей твоей командой. Мне божились, что свои глазами видели. Все подробности рассказывали — как вас скидывали с обрыва…
— Мужики, — донеслось снаружи. — Или деритесь побыстрее, или я войду: здесь продувает!
— Да заходи уж, — Абердох не повысил голоса, и Мартина услышала и оказалась тут как тут.
— Ну, разобрались со своими задницами? Где чья?
— Ты вот что, покойник самозваный, — сказал я. Если не хочешь отдавать денег, покорми нас хотя бы. А потом, по старой памяти, окажешь мне полное содействие.
— Гостеприимство окажу, — согласился он. — А что касается содействия — ты сперва скажи, на кого работаешь.
Я ответил не сразу. Абердох в прошлом был человеком кремневой надежности; правда, звали его тогда иначе. Но в тряске по ухабам жизни и не такие конструкции разбалтывались, расшатывались, начинали терять гайки… Жизнь сводила и разводила нас не однажды, и оказывались мы то по одну линию фронта, то по разные и выцеливали друг друга — к счастью, никому из нас не повезло. С кем-то он сейчас?.. Рыться в его начинке было бесполезно: он был сенсом если и не покруче моего, то, во всяком случае, достаточно сильным. Приходилось полагаться на интуицию. Я, как и обычно, решил ей поверить.
— Работаю на себя самого. Ему было отлично известно, что это значит.
— Тогда вопросов нет. Девушка, ну-ка пособи накрыть на стол.
За ужином мы кое о чем договорились. Оружие и всю солдатскую амуницию я оставлял у него — до востребования. Он же одевал меня, по его заверениям, так, как принято было одеваться в Топсимаре. Мартина подтвердила, что я буду выглядеть совершенно нормально. И закончила:
— Что же, пора прощаться. Проснуться я должна в своей постели. У меня тут еще дела.
Я крепко обнял ее и поцеловал, не стесняясь чужого присутствия. Абердох, впрочем, деликатно отвернулся. Я сказал:
— Пожалуйста, береги себя. Очень прошу, ну очень… Она улыбнулась в ответ:
— Что с нами сделается? Не беспокойся, все будет в порядке. Еще увидимся.
— Я провожу, — сказал Абердох. Глядя, как он играючи подхватил мотор и реактор, я подумал, что время его не берет. Он ведь был если не вдвое, то уж точно раза в полтора старше меня. Хотя у нас — когда мы играли в одной команде — интересоваться возрастом было не принято — и правильно.
Перед уходом он показал мне, где можно прилечь и отдохнуть. Но тут же предупредил: