Доспехи еще хранили тепло кельи, когда Альберт вышел во двор, и монах привел из конюшни лошадь, сытую и бодрую. Наконец ворота были открыты, и с первыми лучами солнца гостеприимная обитель осталась позади. Альберт подумал было, не сделать ли небольшой крюк до Шартра-на-Луаре, чтобы навести справки по поводу Минстерворта и его обоза, да только не знал, с кем там можно поговорить, а кроме того, его могли узнать – все чаще приходилось себе напоминать, что он все-таки английский капитан. Правда, теперь на нем развевался плащ с госпитальерским восьмиконечным крестом белого цвета, нашитым на груди с левой стороны. Вот только капюшон в галопе так и норовил сорваться с головы, а ведь рыцари-госпитальеры были хоть и воинствующие, но монахи, и у них тоже выбривалась на макушке тонзура. Шлем же Альберт надевать не стал. А с момента путешествия Альберта до Сомюра путников на дороге заметно прибавилось. Значит, с английской угрозой в этой местности было окончательно покончено. Пропустить Курсийон Альберт не боялся: он навсегда запомнил тот перекресток – отчего-то дуб на перепутье врезался ему в память, хотя и не были развешаны на нем скелеты… Большая мощеная дорога между Туром и Ле Маном, по которой и передвигался сейчас Альберт, пересекалась в том месте грунтовой дорогой от замка.
Альберт скакал без передышки, но, достигнув знакомого перекрестка, придержал коня и крепко задумался. А надо ли проникать в замок через подземный ход или лучше ехать к подъемному мосту перед воротами? Непонятна была логика Николаса. Зачем ему что-то скрывать от своей челяди? Не проделки ли это Крушаля? Однако если это действительно указание Николаса и оно имеет вескую причину, нарушение может привести к непредсказуемым последствиям. В итоге, как следует подумав, Альберт решил свернуть в лес пораньше и подойти к замку с северного склона, выполняя указание агента, с тем чтобы спешиться у входа в подземелье.
Однако спешиться пришлось уже в лесу: уж очень досаждали ветки, и Альберт, продвигаясь в сторону замка, невольно задумался, как поступить с конем. Отпускать его на все четыре стороны не хотелось, учитывая возможные осложнения с перемещением в будущее, а привязывать было жестоко, потому что в случае, если лошадь ему больше не понадобится, она может стать добычей волков.
Размышления прервал треск сучьев, и мимо пробежал кабан, а за ним, чуть погодя, пронеслись два гончих пса, защищенные от клыков кабана кольчугами и нагрудниками. Вслед за ними на поляну выскочили пригнувшиеся к гривам лошадей всадники в охотничьих коттах и с копьями наперевес. Увидев Альберта, они натянули поводья и остановились.
– Что ты ищешь здесь, госпитальер? – спросил один из них, в самых богатых одеждах. – Я Жан де Бертье – владелец этого леса.
'На ловца и зверь бежит', – подумал Альберт, поняв, что подземный ход не понадобится. Только вот странно было, что Николас вдруг решил поохотиться.
– Послушайте, Николас… Это я, Альберт, – негромко сказал он. Негромко, потому что ловчие потихоньку обступали его.
– Я, кажется, сказал, что я Жан де Бертье! Ты плохо слышишь, госпитальер?
Альберт растерялся. Было совсем непонятно, как дальше действовать и что говорить. Историк очень надеялся, что Жан де Бертье вдруг рассмеется и заговорщицки подмигнет. Но барон подмигнул не ему, а кому-то сзади, и в тот же миг на затылок мнимого госпитальера обрушился удар, поваливший его на землю. Однако историк остался в сознании, хотя и плыло все перед глазами. Он чувствовал, как его перевернули на живот и вяжут руки сзади веревкой.
– В темницу его! – сказал Жан де Бертье. – Не похоже, чтобы это был госпитальер. Привяжите к кольцу, я с ним позже поговорю.
Альберта перекинули через седло собственной лошади и повезли, а он глядел мутным взором на переступающие по листве копыта. Судя по всему, попасть в замок предстояло все-таки через главные ворота, вопреки наставлению Крушаля. Кажется, Альберт начинал понимать, зачем его убеждали воспользоваться черным ходом. Либо Николас оказался хитрее, чем Альберт мог предположить, и не собирался давать ему свободу действия – ведь теоретически историк мог участвовать в ритуале и связанным, – либо это был не Николас, а настоящий Жан де Бертье, владелец Курсийона. Однако развить тему не удалось, потому что кровь прилила к голове, и мысли спутались.
Стукнул упавший мост, поднялась с визгом решетка, и Альберт оказался во внутреннем дворе Курсийона, где его и сняли с лошади под хохот и улюлюканье дворни. Когда же Альберта поставили на ноги, придерживая, чтобы не упал, раздались крики:
– Так это же англичанин! Тот самый капитан, который стоял здесь с гарнизоном!
– Вот как… – протянул Жан де Бертье. – Надо будет разузнать, что он делал в моем лесу, да еще в одежде госпитальера. И это почти через неделю после того, как всех англичан отсюда выгнали. Значит, предусмотрительность меня не подвела.