Время шаманов

Задержался в зале истории города N-ска. Неторопливо переходил от одного творения местных живописцев к другому. «Хорошо, что рисовали старый город. Многих районов уже и нет. Вот, например, Соломенная слобода, большой был старый район, а теперь уж от него и следа не осталось. Всё покрыто новостройками». Михаил Иванович уж было начал двигаться к следующему экспонату, как взгляд его задержался на полу перед картиной. «Не может быть!» На ковровой дорожке прямо перед носками его туфель лежал малюсенький клочок шерсти.

– Сергей! Давай сюда! Смотри, что по твоему? Та же или нет?

– Очень, очень похоже, что та. Беру с собой. А я больше нигде не нашёл.

– Не нашёл…. Я ещё и сам всё осмотрю. Но, пока, отметим себе, что шерсть животного происхождения обнаружена возле ограбленного стенда и на полу у картины Ревсмана Н.К. «Соломенная слобода». Иван Иванович, в каком году нарисована картина?

– Эта? А, да я точно помню, в 1953 году. Точно.

– Репродукция картины есть?

– Нет, к сожалению не имеем-с.

– Серёжа, а можно как-то эту картину заснять на цифровое фото, чтобы потом внимательно разглядеть каждую деталь. Не могу объяснить для чего, но интуиция требует. – Улыбнулся Колчанов.

– Можно, товарищ майор. Но завтра. Аппаратуру привезу и щёлкну.

– Добро.

Больше клочки шерсти нигде в помещениях музея обнаружены не были. Когда опрос сотрудников был практически завершен, Колчанов, как бы невзначай, спросил Коврова.

– А скажите, Иван Иванович, есть ли какой-то забытый, брошенный ход в эти помещения? Может, заложенный камнями или затопленный, ну, не знаю…, как ещё сказать.

– Понял, понял, Михаил Иванович! Вы совершенно правы! Так как здание очень старой постройки, ещё дореволюционной, то не раз предпринималась внутренняя перепланировка, что-то ломали, что-то достраивали. Вот, например, хранилище музея – это пристройка, переделанная в 58 году. Готовили как один из залов, но помещение получилось такое…, как бы правильно сказать, мрачноватое и со временем решили использовать его, как склад для невыставленных экспонатов. Говорили, что там когда-то был ход в подвал, но я ничего такого не видел. Сплошной бетонно-каменный мешок.

– Хотелось бы взглянуть.

– Конечно! Пройдёмте.

Ковров скорым шагом повёл майора по музею и в зале № 2 подошёл к двери, которая была декорирована бледно-салатовой тканью в тон стенам, что делало её для невнимательного взгляда совершенно незаметной. Директор открыл на себя дверь, вошёл первым и щёлкнул выключателем справа. Тусклый свет явил вошедшим неприглядное серое хранилище. У стен стояли ряды прислонённых одна на одну картин, на полках притаилась керамика, в дальнем углу на полу – большая группа бюстов и скульптурок политических вождей прошлых времён.

– То, что держим здесь, поверьте мне, не представляет никакой художественной ценности. Но не выбрасываем. То киношники попросят, то в театр областной для декораций выдаём. Думаем вот для почитателей и собирателей политического кича советской эпохи аукцион провести.

– Понятно. М-м…да…. Действительно мрачновато. А что, говорите, был ход в подвал?

– Слышал о таком, но посмотрите сами Михаил Иванович, пол-то какой! Плиты бетонные. Старого производства, полтора на полтора. Говорят здесь же на стройке их и изготавливали. Если и был ход, то где же он? Человеку такой плиты не поднять.

– Верно, верно. Весят они немало.

Колчанов медленно стал обходить хранилище по периметру, старательно оминая стоящие и лежащие экспонаты. В левом дальнем углу резко остановился и аккуратно поёрзал подошвой правой туфли. Присел на корточки и собрал с пола пальцами щепотку какой-то пыли с песком.

– Песок? С кусочками не то раствора сухого, не то бетон пооткалывался. Прибирают тут регулярно?

– А как же. Убираем, но не так часто как в залах и остальных помещениях. Раз в неделю обязательно.

– Свет плохой. Есть какое-нибудь освещение поярче?

– Нет, другого нет. – Вздохнул директор. – Можно лампу яркую включить через переноску.

– Включите!

Минут через десять усилиями директора и сотрудницы Сони была найдена яркая лампа и провод-переноска. Колчанов, подсвечивая себе, шаг за шагом вновь повёл осмотр хранилища.

Плиты плотно лежали одна к другой, никаких нарушений в швах, ни отколов, ни трещин. Не было и видимых следов, что пытались хоть одну из них приподнять или сдвинуть.

– Да-а-а…. Полы вне подозрений. А что тут за потолок? Из чего?

– Да, обычный потолок. Доски, дранка, штукатурка.

– На вид как-будто целый. А за потолком?

– Наверное, чердак.

– Чердак, чердак. Чердаки, Иван Иванович, очень непредсказуемые архитектурные сооружения. Ход-то есть туда?

– Ход с улицы. Лестницу надо приставлять. Но дверца наглухо забита.

– И никакой сигнализации!

– Да какая может быть, Михаил Иванович, сигнализация на чердаке. Мы же не Кремль!

– Вот и я о том же. Идёмте на улицу. Лестницу приставлять.

Группа во главе с Колчановым и недоумевающим директором двинулась во внутренний хозяйственный дворик музея. Там и обнаружили лежащую у стены длинную выдвижную лестницу, которую подняли и установили ко входу на чердак.