Время Шамбалы

«Не зная, в чем меня обвиняют, — вспоминала впоследствии Вырубова, — жила с часу на час в постоянном страхе, как и все, впрочем. <…> Окна выходили на грязный двор, где ночь и день шумели автомобили. Ночью „кипела деятельность“, то и дело привозили арестованных и с автомобилей выгружали сундуки и ящики с отобранными вещами во время обысков: тут была одежда, белье, серебро, драгоценности, — казалось мы находились в стане разбойников! Как-то раз нас всех послали на работу связывать пачками бумаги и книги из архива бывшего градоначальства; мы связывали пыльные бумаги на полу и были рады этому развлечению. Часто ночью, когда усталые мы засыпали, нас будил электрический свет и солдаты вызывали кого-нибудь из женщин: испуганная, она вставала, собирая свой скарб, — одни возвращались, другие исчезали… и никто не знал, что каждого ожидает»[99].

О первом своем допросе у следователя Вырубова ничего не рассказывает. Однако ей запомнился допрос, на который ее вызвали 11 ноября, когда она вновь оказалась на Гороховой.

«Допрашивали двое, один из них еврей; назвался он Владимировым. Около часу кричали они на меня с ужасной злобой, уверяя, что я состою в немецкой организации, что у меня какие-то замыслы против чека, что я опасная контрреволюционерка и что меня непременно расстреляют, как и всех „буржуев“, так как политика большевиков — „уничтожение“ интеллигенции и т. д. Я старалась не терять самообладания, видя, что предо мною душевно больные. Но вдруг после того, как они в течение часа вдоволь накричались, они стали мягче и начали допрос о царе, Распутине и т. д. Я заявила им, что настолько измучена, что не в состоянии больше говорить. Тут они стали извиняться, что „долго держали“. Вернувшись, я упала на грязную кровать; допрос продолжался три часа»[100].

А затем — всего через час — произошло чудо. В камеру зашел солдат и крикнул: «Танеева! С вещами на свободу!». Подобная счастливая развязка наводит на мысль, что рвение следователей было показным, как неотъемлемая часть чекистского ритуала, призванного устрашить врагов революции, показать им всесилие новой власти.

Мы знаем и еще об одном уголовном деле, которое вел Владимиров в 1918–1919 гг. Это дело о двух английских офицерах, Гарольде Рейнере и Джефри Гарри Тернере, обвинявшихся «в заговоре и в покушении» на М. С. Урицкого — председателя ПЧК между мартом и августом 1918. Эти офицеры как «враги РСФСР» были приговорены к расстрелу 26 января 1919-го. Впрочем, Тернеру удалось избежать большевистского возмездия: в начале марта он умер от тифа в тюремной больнице[101].

Много лет спустя (в 1927-м) Владимиров будет утверждать на допросе, что дело английских шпионов попало к нему в руки «совершенно случайно». Большевики арестовали Тернера и Рейнера при попытке перейти через советско-финскую границу и затем доставили на Гороховую. «(Я) вел это дело примерно недели две и настаивал на применении к перебежчикам ВМН. Закончить это дело мне не удалось. Я уволился из ЧК, и дело было передано в Президиум»[102]. Однако затем произошло невероятное: «дело Тернера — Рейнера» неожиданно пропало из ЧК, что, по мнению допрашивавшего Владимирова следователя, косвенно уличало его в причастности к пропаже. И для таких подозрений действительно имелись некоторые основания. Незадолго до того, как Владимиров уволился (или был уволен) из «органов» в начале 1919-го, к нему на Гороховую пришла супруга Тернера, эстонка Фрида Лесман, чтобы узнать о судьбе мужа. Позднее они опять — «случайно» — встретились на улице, разговорились и, как кажется, понравились друг другу. Владимиров стал бывать у Лесман на ее квартире на Миллионной, где часто собиралась артистическая публика. Роман бывшего чекиста с женой английского «шпиона» продолжался несколько месяцев, пока в апреле 1919-го Фрида Лесман не сбежала в Финляндию. Знакомство с Лесман, однако, не прошло для К. К. бесследно — в 1927-го, в период обострения советско-английских отношений, он сам, по иронии судьбы, оказался на скамье подсудимых с клеймом английского «шпиона», пособника Тернера и Лесман!