Время скидок в Аду

Вечность? Это слово застревало у меня в горле. Я понимал, что некоторые из этих людей при жизни были самыми ужасными представителями человечества, убийцами, насильниками, растлителями малолетних. Я точно был бы не против, чтобы они пожили несколько веков адской жизнью, но… навечно? Даже если проклятые помнили, кто они такие и за что они здесь (в отличие от меня и моих ангельских друзей из «Циркуля»), какой смысл несет наказание спустя миллион лет? Многие ли из этих ходячих мертвецов могут вспомнить, что они совершили? А что насчет таких, как Каз, кого заставили совершить преступление? Да, она убила своего мужа, но если кто и заслуживал быть зарезанным, так это он.

Я не мог перестать думать об этом, пока мы пробирались сквозь туманные и топкие луга, мимо ровных рядов покачивающихся мертвенно-бледных цветов. Проклятый мальчишка-балласт шел по моим стопам, как уличный пес, и возможно, наслаждался лучшим приключением за всю свою убогую, несчастную (но все же почти бесконечную) жизнь. Бог — свидетель, я старался отогнать эти ужасные мысли, но они возвращались ко мне снова и снова.

Вечность? Это правда?

Мы начали замечать другие признаки жизни, помимо мрачных и одиноких пожирателей цветов и бесконечного тумана.

Первым признаком цивилизации был едва видный след, по которому шел Гоб и который в конце концов стал более видимым и превратился в дорогу, ведущую через болотистые луга к каменистой почве. Впереди показались и дома, хотя странно употреблять это слово, чтобы описать эти нагромождения из тростника и камня. Возможно, местные обитатели как-то наживались на пожирателях цветов, обкрадывали их или продавали им что-то. Может, они выращивали цветы и переправляли их вверх по ручьям цвета дерьма, которые уже становились привычным зрелищем. Точно я этого не знал, да и мне было все равно, потому что теперь вдалеке я увидел городские стены. Должно быть, мы приближались к Берегу Кокит, [29]и именно здесь начиналась самая трудная часть моего путешествия.

До сих пор мне надо было лишь двигаться вперед и избегать очевидных промахов, но теперь мне придется найти этого парня Рипраша, которому надо было передать любопытное сообщение от Темюэля. Лучше бы сразу отправиться за Каз, но я не посмел оставить задание Мула напоследок: я предчувствовал, что, когда надо будет покидать Ад, делать это придется в спешке. Так что сначала на Рынок грешников, а затем, если я еще буду жив, вперед к Пандемониуму, столице Ада — всего на пару сотен уровней вверх, где демонов и уродцев становится все больше на каждом шагу.

Нам понадобилось почти полдня, чтобы найти брод и перебраться через один из последних притоков Кокит, где в узком перешейке демоны тянули старинную баржу туда-сюда по кипящей реке. Когда у меня не оказалось денег, чтобы оплатить нашу переправу, они предложили продать Гоба, но мы сошлись на маленькой чаше моей крови, которую они добыли, сделав быстрый разрез грязным лезвием. Моя демоническая кровь выглядела темнее, чем человеческая, но, может, мне так показалось из-за освещения.

Если Аваддон казался мне уродливым, то для Берега Кокит надо было найти новое словечко, потому что он был похож на кусок, отколовшийся от хмурого ледника. Вы слыхали о поселках из бараков? Так вот, Берег Кокит был городомиз бараков, полным таких же нищенских и опасных сооружений, как в Аваддоне, только здесь масштаб был больше — чудовищные трущобы в несколько ярусов, расположенные на доках и обнесенные стеной.

Первое различие между Аваддоном и этим местом, которое мне бросилось в глаза, — это трудолюбие. Конечно, не все здесь работали, но, казалось, большая часть местных обитателей была чем-тозанята: кто-то грузил бревна на скрипучие деревянные телеги; кто-то хлестал рабов и других тварей, кативших эти телеги; кто-то загружал и разгружал странные корабли, стоявшие на якоре вдоль доков. Посещение Рая было похоже на глюки от экстази: все смеются, поют, танцуют, ни о чем не думают и ни о чем не вспоминают. Ад был жестоким и грязным, но здесь шла работа. Проклятые создавали разные вещи, боролись за существование, боролись за избежание боли. Они ели, гадили и совокуплялись, как и обычные люди. Только здесь они страдают вечно.