Алекса встал, сделал шаг в сторону; лязгнул затвор.
— Чуть подальше отойди, чтоб порохом не обожгло, а то расстреляет меня полевой суд за то, что сам себя искалечил.
— Да не тряси ты ногой! Я ж ее тебе всю разнесу.
— Погоди! Поклянись мне. Чем, раз ты неженатый?
— Самим собою, придурок. Чего тебе?
— Если я умру от раны, напиши, Христом богом прошу, отцу моему и жене, адрес знаешь. Погиб, дескать, Славко при атаке. От снаряда.
Алекса молчал, напуганный тем, как в руках у него самого плясала винтовка. Ему было зябко. Донимала вьюга и северный ветер.
— Поклянись, что так напишешь.
— Повыше подними штанину, рука у меня дрожит. Кишки тебе выпущу.
— Лучше не надо, если рука дрожит. Погоди. О господи, и всей-то молитвы «Отче наш» не знаю.
— Плевал я на твою молитву!
Алекса слышал, как стучали зубы у Славко. Легче стрелять, когда не ждет. Чуть приблизившись, он приложил дуло винтовки к ноге Славко и выстрелил. Тот рухнул с криком:
— Ох, мамочка!
Швабы с верха каменоломни поливали их огнем.
— Ты ж мне ногу перебил! Что ты мне на дороге попался, жизни порешил!
— Не ори! Башку пробью!
— Ногой не могу двинуть, ох, мочи нет!
Алексе хотелось пустить пулю ему в голову, в рот, постыдно и гадко вопивший. Но он лишь сплюнул и сел на камень. Сверху стреляли. Алекса вскочил и нагнулся над стонавшим Славко.
— Ну, теперь плюнь ты мне в морду, Славко, плюнь, чтоб мы на одном стояли.
Славко стонал не переставая. Противник пускал одну за другой каменные глыбы.
— Даже этого не можешь сделать. Тогда ползи к оврагу. — Он закурил. Ветер выл в каменоломне. Редкие сухие снежинки падали на лицо.
— Не могу я, Алекса, пошевелиться. Перетяни ногу, изойду кровью, и тогда конец мне.
Погасив сигарету, Алекса сунул ее обратно в портсигар. Вынул свой перевязочный пакет и грубо, не обращая внимания на вопли Славко, перевязал ему ногу, не глядя на рану. Потом, закинув за спину винтовку, нагнулся:
— Лезь мне на спину. Лезь, говорю.
Со стоном и слезами Славко кое-как взгромоздился на спину Алексе, и тот понес его по скалам. Часовые, услыхав шум, открыли огонь. Но Алекса не спешил и не считал нужным прятаться. Пусть уложат обоих. Он скользил по тонкому слою льда, коркой накрывавшего землю, хватался за кусты. И вдруг остановился:
— Да я ж пост покинул, солнце твое божье!
Свалив Славко на землю, нашел у себя в кармане узелок с несколькими динарами и сунул один товарищу:
— Держи! Пусть под рукой будет, придурок! И ползи в овраг, кричи, что тебя ранило.
Сняв с плеча винтовку, он побежал обратно к каменоломне, навстречу рассвету.