Время смерти

Если выпадало свободное от похорон время, он играл раненым на дудке, играл и рассказывал байки. Врал о победах, якобы одержанных армиями Степы и Штурма; выдумывал геройства черногорского войска; рассказывал о взятии сербами Земуна и прибытии десятка русских кораблей в Смедерево; клялся жизнью своих сыновей, что три казачьи дивизии русских двигаются от Неготина к Белграду; утверждал, что лично ему генерал Живоин Мишич сообщил, мол, «туча и тьма» английских и французских кораблей прибыла в Салоники, и доставили они солдат, пушки и провиант для Сербии. Если исстрадавшиеся раненые не верили, он пересказывал пророчества Нострадамуса о смерти бородатого и щеголеватого императора Франца Иосифа, предвещал мор в войсках под черно-желтым знаменем; тем, кто не мог уснуть, он, усаживаясь в изголовье, тихонько бормотал в ухо разные разности о кипящем дожде, льде, пламени, ядовитой мошкаре, которые обрушатся на нашу землю, согласно прорицаниям непогрешимого калугера Гриши из Преровского монастыря. Он врал страстно, увлеченно и столь же сильно был убежден в истинности своих слов; он был счастлив, если ему удавалось заставить кого-то из солдат хоть чуть-чуть ему поверить; сердился, обижался и люто бранился, если не верили. А офицерам и докторам как военную тайну доверительно пересказывал два своих разговора с генералом Живоином Мишичем, говорил, что ему Жуча шепнул и что он Жуче в глаза выложил. Так было до этого утра.

Он скользил по ледяной корке вниз по Раяцу, цепляясь за неровности льда, в неверном и мглистом утреннем свете; под аккомпанемент нудного скрипа и стука телег выдувал в свою дудку все, что ему приходило в голову; путал мелодии песен и танцев, не оканчивал начатого; в голове все смешалось и переплелось; срывается и в пропасть бездонную катится Сербия. Кто хозяин в горах, тот хозяин и в Сербии. На Моравах обеих, в равнинах, ее не оборонишь. Это он выложит генералу Живоину Мишичу и спросит у него, что тот надумал.

Когда занялся день и колонна с ранеными остановилась перед Горни-Милановацем, он сунув дудку в пустую котомку, выбрался на дорогу и пошел разыскивать штаб армии и генерала Живоина Мишича.

2

Медленно продвигаясь по изрытой окаменевшей дороге, генерал Мишич со своим штабом на рассвете достиг гребня над Горни-Милановацем. Натянул поводья, заставил коня идти еще медленнее, хотел даже остановиться; никакой пейзаж — разве что распускающийся дубовый лес — не волновал его так, как вид села зимою в утреннюю или сумеречную пору, если смотреть сверху: вольно уходят в небо плотные столбы синего дыма, образуя в морозном воздухе голубоватую дымку поверх крыш, сливовых садов и огородов. Глядя на дымы, он представлял себе, как люди разводят огонь, гадал об их характерах и их жизни, о семейных делах. Сейчас у него не было подобных помыслов, к тому же туман накрыл городок, запруженный, он знал, беженцами, обозами, ранеными.

Он отдавал честь каждому, кто попадался навстречу или кого видел во дворе, но, кроме солдат, никто ему не отвечал. Не раз поежился от застывшего в глазах у людей ужаса, пока ехал проулком к самому большому зданию в центре. Тревога ползла вслед за ним по улицам и дворам, забитым телегами, женщинами и детьми, глядела из окон и дверей домов.

Он остановился перед трехэтажным домом уездного начальства, отверг предложенную Драгутином помощь, спешившись и избегая взглядов беженцев и горожан, торопливо прошел в холодный пустынный коридор; оставшихся у входа офицеров с верховыми лошадьми тут же окружили штатские, горевшие желанием узнать, что происходит: вверху, на горах, тишина, а генерал Мишич со своей свитой в Милановаце. Часовые преградили дорогу нетерпеливым горожанам, стремившимся проникнуть в штаб, к генералу.

Адъютант Спасич ввел его в хорошо натопленную комнату на третьем этаже с окнами, выходившими на Рудник и Вуян; он приказал не беспокоить его до завтрашнего утра — ни о чем не докладывать и никого не пускать, к телефону приглашать только на вызов воеводы Путника. Солдаты принесли в комнату железную походную кровать, вязанку буковых дров. Драгутин — корзину яблок. Он снял сапоги, прошелся по просторной комнате, съел яблоко, лег на кровать и уставился в потолок: что может, на что осмелится сейчас генерал-фельдцегмейстер Оскар Потиорек, после того как Первая армия с колубарского водораздела спустилась к подножию гор? Если он надеется только на силу, он, вероятнее всего, поступит так, как предвидел воевода Путник. Но если этот Потиорек, помимо семи корпусов, обладает и девятью стратегическими идеями, он может и не нанести того удара, которого его противник более всего боится. В истории не много великих сражений было выиграно лишь благодаря логическим решениям полководца. Он, Мишич, давно убедился, что на войне унтер-офицеры и солдаты мыслят куда более логично. И побеждал тот полководец, который чувствовал и видел именно то, чего не принимал в расчет логично мысливший и логично действовавший противник.