Время соборов

Наступила реакция. Церковь собирала силы, крепла, отторгала от себя все инородное. В 1179 году предыдущий Собор повелел заключать в лепрозорий, отделив от народа Божия, любого человека, несущего в себе заразу, — пораженного гнойной болезнью, а также безумного или одержимого бесами. Продолжая эту политику, Собор, созванный Иннокентием III, предписывал евреям носить особую нашивку на одежде, некую метку — знак изгоев. Затем Церковь перешла в наступление. Следовало сохранить единство католического мира, и цель крестового похода была изменена — борьба теперь велась с раскольниками (в 1204 г. армия крестоносцев захватила Константинополь), а также, и в первую очередь, с еретиками, представлявшими главное зло[115]. В 1209 году Папа, пообещав рыцарям области Иль-де-Франс индульгенции из Святой земли, призвал разграбить Лангедок и уничтожить альбигойцев[116]. В этой борьбе, говорил он, и отчаянном усилии повсеместно утвердить свое владычество Римская Церковь давно не полагается более на монахов.

Древние монашеские ордена утратили свой авторитет, служили посмешищем на рыцарских пирах. Дидактические поэмы, составленные в начале XIII века для французской аристократии на ее родном языке, полны критических замечаний о бенедиктинцах и картезианцах, упреков в уединенном и роскошном образе жизни, который они вели, «будто настоящие ярмарочные торгаши». В действительности обличения были направлены против религии равнодушия и самодовольного эгоизма. Монахи — рыцари орденов тамплиеров и госпитальеров[117] в меньшей степени подверглись опале. Они, по крайней мере, сражались в миру, проповедовали куртуазные добродетели — мужество и стремление к завоеваниям, представляли собой иллюстрацию деятельного христианства. Однако духовные движения, приведшие к возникновению новых конгрегаций, призывали теперь к религиозной жизни, которая была основана не на звоне мечей и конных поединках, а на любви к Богу и людям. Подражание Христу, Его заботе о бедных — таков новый стиль ордена Святого Духа, последователи которого посвящали себя уходу за больными, а также ордена тринитариев[118], занимавшегося выкупом пленных. Деятельность этих орденов отвечала евангельским настроениям, которыми были проникнуты миряне. Лишь такой подход давал некоторую надежду на благоприятный исход в битве с лжеучениями. Иннокентий III прекрасно сознавал это, он сам привнес в Церковь некоторые элементы учения вальденсов и множества других сект, проповедовавших отказ от богатства, — он принял «католических бедняков», гумилиатов;[119] поддержал светское покаяние. Теперь следовало привлечь интерес к двум учителям, двум «вождям», которых Небесный Промысл, стремясь приблизить Церковь ко Христу,

...Определил ей в помощь двух вождей[120].

Речь идет о Франциске Ассизском и Доминике Гусмане, впоследствии канонизированном.