Время соборов

Давать Богу не значило давать бедным. Кто, кроме сеньоров, не казался ничтожным в этих бедных деревнях? Нищета была общей участью. Противостоять ей можно было, обеспечив нормальное функционирование институтов феодального общества и прибегнув к щедрости, свойственной великим мира сего. Роберт Благочестивый всю жизнь был окружен бедняками. В Святой четверг, «преклонив колени, он своими святыми руками давал каждому из них овощи, рыбу, хлеб и одно денье». Двенадцать нищих сопровождали его повсюду, и, «если кто-нибудь умирал, не было недостатка в желающих занять его место, так что число их никогда не уменьшалось». Можно ошибиться в понимании такого поведения, если отделить его от символа. В действительности король-Христос разыгрывал евангельскую сцену: он раздавал освященную пищу в память о Тайной вечере, и двенадцать человек, следовавшие за ним, также были актерами — они изображали апостолов. Дары, которыми можно было умалить гнев Божий, стекались тогда в церкви. Мужчины и женщины, не вступившие в ряды воинства служителей Божиих и порабощенные злыми силами, отдавали самое ценное, что у них было. Некоторые жертвовали свои тела и свое потомство. Таким образом, особенно на территории империи, росло стадо «подданных алтаря». Ежегодно в день, на который приходился праздник святого покровителя храма, чьими слугами стали эти люди, они тянулись друг за другом к церкви, ставили на жертвенный камень корзину воска и клали символическую монету — знаки своего добровольного рабства. Каждый приносил часть своего имущества, жемчужины своих сокровищниц, и чаще всего — землю, единственную настоящую драгоценность. Пожертвования совершали по любому поводу, чтобы загладить каждый проступок, едва он был совершен. Однако лишь на пороге смерти милостыня приобретала свое истинное значение.

Представления об аде, который возрожденная монументальная скульптура в первые годы XII века живо изображала у входа в базилики, стали результатом пропаганды, различные элементы которой были задействованы к 1040 году и которая, держа мирян в постоянном ужасе, способствовала увеличению даров in articulo mortis[62]. Надо сказать, что эти дары шли на пользу не только дарителю. Умирающий думал не только о собственном спасении, но и о всем своем роде. Черпая дары из богатств, оставленных предками, он заботился также и о том, чтобы помочь душам умерших родственников. Он надеялся соединиться с ними в день Страшного суда, раствориться в восстановленном единстве бессмертной личности, которой был род и которая сообща отвечала за каждого своего члена. Неослабевавшая волна благочестивых пожертвований вызвала самое мощное экономическое движение, с трудом пробившее себе дорогу в атмосфере полной безжизненности. Не считая раздела наследства, эти пожертвования были единственным значительным перераспределением ценностей, известным в то время. Милостыни вели к обнищанию светской знати и способствовали обогащению церковной аристократии. Дары с лихвой возмещали урон, нанесенный рыцарями, грабившими церкви, и мало-помалу укрепляли фундамент духовной власти. Не учитывая огромный приток материальных ценностей, который постоянно увеличивал имущество святых и приносил их служителям растущие доходы, невозможно объяснить мощь порыва, который между 980 и 1130 годами подтолкнул Европу к новым художественным завоеваниям. Развитие сельского хозяйства стало причиной всплеска романского искусства, но оно не смогло бы придать ему такой размах, если бы рыцарство, господствующее сословие, не жертвовало бы столь самоотреченно значительную часть своего состояния во славу Божию.