Время спать

Выходя из ванны, я ловлю взгляд Дины. Улыбаюсь ей в надежде замести следы, которые могут навести на мысли о том, что я делал в ванной. Она улыбается в ответ. Иду на кухню, открываю дверцу микроволновки, достаю тарелки и вместе с большой красной кастрюлей ставлю их на деревянный поднос, который я сделал еще в школе на уроке труда; и только тогда несусь в гостиную.

Дина сидит на диване, предвкушая ужин; она даже пододвинула кофейный столик, совершенно справедливо предположив, что обеденного стола у нас нет. Я ставлю поднос на столик. Меня так и подмывает сказать: «Voil`a!» Но надо сдержаться. Надо сдержаться.

— М-м-м, чудесно пахнет, — радуется она.

Застенчиво улыбаясь, поднимаю крышку. Она наклоняется к кастрюле. Нечто красное и большое выпрыгивает оттуда и попадает прямо ей в лицо.

— О господи! — кричит она.

— Твою мать! — кричу я.

Смотрю на пол: прямо у кофейного столика сидит лягушка в маринаде тандури и моргает, от нее идет пар. Черт. Неудивительно, что корочка выглядела шероховатой. Дина с воплями убегает в ванную. Голова кружится, во мне начинает закипать ярость. Эта красная лягушка для меня как красная тряпка для быка.

В поисках оружия окидываю комнату взглядом. Вот это подойдет. Я подхожу к окну и выдираю из горшка юкку вместе с корнями. Земля летит во все стороны. Исходящий от земли запах отдает мочой. Ладно, сейчас не до этого. Иду обратно, занося несчастное деревце над головой, и обрушиваю удар на лягушку, но она успевает отпрыгнуть, причем на удивление далеко. «Я люблю вечеринки, где все веселятся», — поет Русс. Обрушиваю еще один удар на лягушку, и она снова отпрыгивает. Лягушка подает сигнал бедствия — издает протяжный резкий звук. Это, пожалуй, логично: у нее денек тоже был не из легких. Я не поднимаю юкку, просто тащу ее по полу в сторону лягушки — она отпрыгивает, но я ухитряюсь так повернуть растение, что животное в ужасе приземляется как раз между двух ветвей и застревает. Поднимаю лягушку до уровня глаз. Сигнал бедствия становится таким громким, что я начинаю опасаться, не ворвутся ли сейчас в комнату сотни лягушек в маленьких комбинезончиках службы спасения. Она смотрит на меня. Слой маринада начинает осыпаться, открывая взгляду ее чуть потемневшую зеленую кожу. Извини, родная, ты оказалась в неудачное время в неудачном месте. Я завожу ствол юкки за спину — тоже мне, рыбак — и, не отпуская его, изо всех сил выбрасываю вперед: лягушка слетает с ветвей и исчезает где-то за окном. Тяжело вздохнув, я сажусь на кофейный столик, рядом с быстро остывающим рагу. Как ни странно, лягушачий сигнал бедствия не стихает. И вдруг я понимаю, что Дина уже вернулась из ванной.

— Свинья! — орет она.

На ее правой брови осталось маленькое пятнышко маринада тандури.

— Это у тебя что, юмор такой?!

— Это не…

— И ты не придумал ничего лучшего, как убить бедную тварь? Я все видела! Ты забыл, что я вегетарианка? Как ты мне омерзителен! И вообще, тебе не кажется, что убийств с меня хватит?!

— Слушай, я сильно сомневаюсь…

Слишком поздно — она уже ушла. Сижу на кофейном столике и гляжу на так и не пригодившиеся тарелки. Уже во второй раз за последние месяцы я слышу особенный звук захлопывающейся двери — когда дверь захлопывает взбешенная женщина, пулей вылетающая из квартиры. Не зная, чем заняться, я отношу поднос на кухню. Который час? Часы на микроволновке показывают: 1.92. Замечательно. Неужели за все проведенное здесь время лягушка не могла хотя бы съесть эту чертову муху. Хлопает еще одна дверь — уже дверь на улицу.

Это несправедливо. Все, что произошло, — не по моей вине. То есть стоило, наверное, перевернуть все вверх дном, но выяснить, куда Иезавель унесла лягушку. Наверное, не надо было оставлять кастрюлю открытой на целых пять часов. Может, лягушка — это я, и Бог таким образом намекает на то, как я был омерзителен, мастурбируя на всякие гадкие картинки перед самым приходом Дины. Но ведь люди делали гадости мне гораздо чаще, чем я им, — прикидываю в уме. Бросаю поднос в раковину и несусь вон из квартиры.