Время спать

Все это: запах карболки, смешанный с запахом острых желудочно-кишечных заболеваний, мерное гудение больничных вентиляторов, мигание монитора дежурной сестры — с трудом поддается восприятию, затуманенному усталостью настолько, что вся эта история кажется уже воспоминанием, хотя и происходит прямо сейчас. Чуть раньше я пытался добиться от стоящего у туалетов автомата «Голд Бленд» чашки кофе, но когда коричневая жидкость с яростью выбросилась в серовато-желтый пластиковый стакан, понял, что не смогу донести его, потому что при любом движении кофе проливался, а это вызывало непроизвольные движения руки, из-за чего проливалось еще больше кофе, и, дойдя до стойки приемной, я подумывал о том, чтобы обратиться за помощью в связи с полученными ожогами первой степени.

Молодой человек азиатской наружности, который последним заходил к врачу — у бедняги на лбу вырезан британский флаг, — ковыляет мимо стойки приемной, лоб у него как-то хитро перебинтован. Восьмерка на табло с цифрами медленно, как в диафильме, ползет вниз, сменяясь девяткой. Я слышу, как сидящая за нами пара поднимается со стульев и низкий мужской голос сурово спрашивает, поняла ли она, что нужно говорить врачу. Возвращается Ник. Он протискивается между ними и усаживается рядом со мной, не обращая внимания на то, что подвыпивший мужик обернулся и смотрит на него весьма недружелюбно. К счастью, бесцветная женщина дергает мужа за рукав, давая повод отвернуться, а иначе он бы стоял тут вечно.

— Кому ты звонил? — интересуюсь я.

— Другу, — отвечает он, даже не глядя в мою сторону.

Когда мы сюда приехали, его ранимость куда-то исчезла и он укреплялся в самодовольном и агрессивном безумии — Ник, наверное, чувствовал, что все это закончится сумасшедшим домом.

— В три часа ночи?

Он продолжает глядеть куда-то в пустоту.

— Некоторым людям чужды сами понятия дня и ночи.

В том, что он говорит эту фразу именно мне, есть откровенная, ничем не прикрытая ирония. Не обращая на это внимания, я решаю прибегнуть к последнему доводу.

— Ник. Ты же сам хотел сюда приехать.

— Я хотел?

— Ты хотел, чтобы я тебе помог.

— Это действительно так, — говорит он, наконец-то поворачиваясь ко мне лицом. — Но как ты собираешься мне помочь?

Он подчеркивает каждое слово в своем вопросе, стараясь произнести его как можно более загадочно. В этом беда безумия Ника: это безумие тупого человека. Современная культура такова, что мы уверены в неразделимости гения и сумасшествия, мы не готовы к обычному, шаблонному помешательству, непохожему на безумие, например, Мопассана. Впрочем, Ник Манфорд, находившийся в здравом уме, был не так уж туп — у него хватало мозгов, чтобы прослыть рубахой-парнем, — но и выдающимся мыслителем его никто бы не назвал. Нет ничего страшного, если ты только и думаешь, что о лобовых стеклах автомобилей, фильме «Хайссе Титтен» и футбольном клубе «Брэдфорд Сити»; но если какие-то биологические нарушения в мозге заставляют тебя задуматься о жизни и смерти, безумии и здравомыслии — то есть делают из тебя Гамлета, — но при этом не добавляют интеллекта, необходимого для размышлений о некоторых вещах, то в итоге становишься похожим на перепуганного студента-социолога, изо всех сил старающегося выглядеть серьезным. В общем, есть в этом что-то от Гамлета.

— Думаю, лучше психиатра тебе никто не поможет.

— Ха! Так мне психиатр, по-твоему, нужен?

Он на самом деле сказал «ха!», хотя так никто никогда не говорит.

— Твоя способность говорить многозначительным тоном не убеждает меня в том, что ты обладаешь каким-то сверхъестественным знанием, — устало объясняю я.

— О нет, он обладает, — слышу я незнакомый тихий женский голос.

Поднимаю глаза. Передо мной стоит худая смуглая женщина. У нее бирюзовые линзы, длинный нос с горбинкой — недостаток, который она пытается компенсировать, приподнимая подбородок и беспардонно демонстрируя свои ноздри; на ней неимоверно широкие персидские штаны, кофта, из которой мог бы получиться неплохой мешок для картошки, и… подождите-ка… вы не поверите: моя зеленая остроконечная шляпа, опоясанная черной африканской ленточкой. На лице явно написана фраза: «Да, я знаю».

— Фрэн, — тихо говорит Ник. — Слава богу, что ты пришла.

Фрэн протягивает ему руку, не сводя глаз с меня и не меняя выражения лица, на котором по-прежнему написано: «Да, я знаю». Но она, дура, не знает, чья это шляпа. Я тебе открою эту тайну. Причем абсолютно бесплатно.

— Здравствуйте, Фрэн, — протягиваю я руку. — Я Габриель. Наслышан о вас.

Продолжая смотреть мне в глаза — она что, играет в ту детскую игру, где проигрывает тот, кто первым засмеется? — она медленно подает мне руку. Фрэн понимающе улыбается — у меня такое впечатление, что она вообще много чего понимает, — и наконец отводит взгляд, поворачиваясь к Нику. Он встает.

— Здравствуй, Николас, — говорит она.