Время спать

Ее голова у меня на плече. Потом она медленно движется назад, и наши лица теперь совсем рядом, как в той черно-белой оптической иллюзии, где сначала видишь лица, а потом вазу. Господи, как она красива! На долю секунды у меня возникает желание пойти напрямик и поцеловать ее, я уверен, что в ту же самую долю секунды вижу проблеск той же мысли в ее глазах — мы замираем и в пределах этого бесконечно малого мгновения очень долго смотрим друг на друга. В этот момент раздается удар дверного молотка, и я тут же понимаю, что до скончания времен буду оглядываться на эту долю секунды, видя в ней самую главную упущенную возможность своей жизни. Элис хмурится и выгибается, чтобы выглянуть в коридор, а я думаю, что все не так уж плохо — на мгновение я оказался в раю.

— Кого там принесло? — удивляется она и уходит, бросая на меня недоуменный взгляд, который означает всего лишь «кого там принесло?»; в нем нет и намека на «Боже, мы же чуть не поцеловались?»

Жду, пока она уйдет, и выливаю остывший, так и не выпитый чай в раковину; я наблюдаю за тем, как образуется воронка, и чай исчезает в обрамленной блестящей нержавеющей сталью дырочке, прямо как мой план действий.

— О господи! — слышу я крик Элис.

Испугавшись, стряхиваю жалость к самому себе и бросаюсь вон из кухни, в коридор. Я вижу отпрянувшую Элис, а за ней — стоящего на пороге человека внушительных размеров, промокшего насквозь, с измазанным грязью лицом. Чем страшнее мне становится, тем быстрее я бегу, а потом мой страх меняется: это не какой-то псих, от которого я должен спасти Элис — от этих слов я отказываюсь, — это тот самый псих, от которого я должен спасти Элис, это Ник.

— Ник? — у меня перехватывает дыхание. — Что случилось?

— «Уандерласт» затонул, — спокойно отвечает он.

— Только что? И ты в этот момент был на борту?

— Нет, еще два дня назад. Я просто нырял, хотел достать кое-какие вещи.

Хотя мне сейчас есть о чем беспокоиться, в голове вертится одна мысль: «Девять тысяч фунтов?!»

— Господи, — приходит в себя Элис. — Ты проходи, я принесу полотенце и что-нибудь из вещей Бена.

— Подожди, не стоит, — говорит он.

Услышав в голосе Ника решимость, начинаю паниковать. Сильно.

— Я не собираюсь проходить внутрь. Я зашел просто для того, чтобы кое-что тебе сказать.

Элис бросает на меня такой взгляд, будто хочет сказать «о нет, опять его безумные речи», но я в этом сомневаюсь; сомневаюсь и в том, что она не станет его выслушивать. К голове Ника прилипла водоросль, очень похожая на ту, что Иезавель приносила до крыс и лягушек; растение будто зачесано на макушку, чтобы прикрыть лысину.

— Ник, — говорю я, изо всех сил пытаясь поймать его взгляд. — Все нормально. Не беспокойся. Забудь.

— Я пришел, чтобы рассказать тебе правду, — с серьезным видом заявляет он, не сводя пристального взгляда с Элис.

Пытаясь привлечь его внимание, мотаю головой из стороны в сторону прямо у него перед носом — черт, что за мерзкий запах, — но ничего не получается; издалека, наверное, может показаться, что какой-то псих задирает постороннего человека.

— Слушай, ты же побывал в холодной воде, может, тебя в больницу отвезти? — предлагаю я и поднимаю руки, чтобы выпихнуть его, но Ник хватает меня за запястья и со всей силой безумца отталкивает.

— Я расскажу ей, Габриель. Я должен рассказать ей всю правду, — объясняет он.

Я понимаю, что ничего не могу поделать, бросаю беспомощный взгляд на Элис и тут же осознаю, что сам все окончательно испортил; если она и могла принять слова Ника за бред сумасшедшего, то теперь из-за моей грубой и очевидной попытки не дать ему сказать у Ника появился кредит доверия.

— О чем ты, Ник? — мягко спрашивает она.

Похоже, Элис собралась с духом, готова услышать все что угодно, кроме, как мне кажется, рассказа о романе ее мужа с хирпией.

— Габриель влюблен в тебя. С того самого дня, как вы познакомились.

Ник поворачивается, и мы встречаемся с ним взглядами — это какая-то садистская пародия на эпизод с упущенной долей секунды на кухне; но в его глазах я вдруг замечаю то, чего не видел раньше, даже до того, как он покурил той улетной темы, — глубочайшее, абсолютное здравомыслие, которое, пожалуй, действительно в одном шаге от безумия. Это не месть; он не пытается отплатить за мои попытки использовать его в своих целях. Ник пытается мне помочь, раз и навсегда покончить с моей вечно тлеющей опухолью. Получается, именно так можно избавиться от безумия? Без хлорпромазина, без консультаций психологов, без тренингов Эрхарда, а просто нырнув в холодную воду одним жарким днем?

Бум. Бум. Такой звук раздается у меня в голове. Только он не звонкий, не громкий, а далекий, как шум канонады. Потом появляется другой звук: серебрящийся смех Элис. Гляжу на нее, на ее запрокинутую голову, на прекрасное, хотя и искаженное смехом лицо; у меня есть возможность вернуться, снова оказаться в системе привычных координат. Нужно только рассмеяться вместе с ней.

Хрен с ним.

— Да, это правда, — признаюсь я. — Я влюблен.

В то же мгновение она перестает смеяться.