Время старого бога

Разумеется, история его не прерывалась и во сне, мозг продолжал работать. Сто триллионов нейтрино в секунду пролетали сквозь тело. С точки зрения нейтрино Том Кеттл представлял собой главным образом пустоту, вроде вакуума меж звездными системами, и из-за огромного своего размера как бы не существовал — с пустотой не столкнешься. Над карнизом для занавесок, на крохотном окошке, за которым пламенел рододендрон, невидимые для Тома, зимовали три черно-красные бабочки. Тепло разбудило бы их, но здесь зимой было холодно, поскольку Том не считал нужным отапливать спальню, обходясь шерстяными носками и старой каменной грелкой, которую после смерти Джун стал брать в постель — в их супружескую кровать из старого дома в Динсгрейндже, близ того самого кладбища. За изголовьем кровати все было, словно дымом, затянуто паутиной, и жила там толстая паучиха, питаясь мокрицами и пылевыми клещами. Словом, не спальня, а настоящий зверинец. На самодельном шкафу лежали папки с делами и прочими документами с работы — у Тома рука не поднялась их выбросить, хоть он и точно знал, что никогда больше в них не заглянет, — и затейливая коробочка от медали Скотта за доблесть, только медали в ней больше не было. Он даже знал наперед, в какой мусорный бак выкинет все это после его смерти мистер Томелти, не удостоив и взглядом, а ведь столько связано с ними историй, столько боли, столько злодеяний — его подробные личные записи об убийствах и ограблениях, что не раз помогали ему достичь внезапных озарений, которые так ценил Флеминг. Восхищался ими. Записываешь что-то для того, чтобы это увидеть, впервые увидеть по-настоящему. Излагаешь на бумаге, стремясь ухватить суть. А теперь эти сотни страниц обретаются на грубо сколоченном шкафу, и сквозь них тоже пролетают нейтрино, триллионы нейтрино, равнодушных, безучастных — а потом сквозь пол, сквозь землю, со скоростью света. Сквозь его измученный мозг — радио Тома Кеттла, со всеми каналами и помехами, — сквозь пальцы, чудом переставшие дрожать с приходом Флеминга. Сквозь его ранимую душу, такую огромную, что ее тоже как бы и нет — во всяком случае с точки зрения нейтрино. Но если для нейтрино его как бы нет, означает ли это, что Том Кеттл в мире не нужен? Может быть, его видит Бог? А может, и бабочки, и паучиха, и пылевые клещи, что плодятся в старом ковре и выживают как могут? Воистину, воистину жизнь человеческая сплошь соткана из спешки и расставаний. Но это в своем роде доказательство, что Том Кеттл, пролетая сквозь жизнь, был любим, хоть и не ведал, насколько. Он не представлял, как сильно любила его Джун, и Винни, и Джо. Может статься, во сне он ощущал это глубже — чутьем, без помех в виде мыслей. Быть может, и привязанность Флеминга, вернувшегося в гостиницу “Остров Долки”, стала ему понятней во сне. Может быть, во сне он понял, почему утихла дрожь в руках. Спустя девять уединенных месяцев простая человеческая любовь заструилась по жилам, словно целительный бальзам, снимая боль и вину.