И все же она ничего не могла поделать с собой. Обида, ненависть – назови это как хочешь. Предполагалось, что он желал ее, что у них соглашение, сделка. Но он попросту пользуется ее слабостью. Нет, лучше покончить со всеми мыслями о нем, со всякими желаниями. А то, что произошло, – это просто из любопытства, убеждала она себя. Но не могла отрицать, что с момента, когда он появился, она все время в напряжении. Кристин ясно понимала, что испытывает какие-то новые для нее чувства.
Следующий день Коул провел на ранчо, никуда не отлучаясь. Встретив ее в коридоре, он нацепил на нее свою шляпу, и на смешливая, озорная улыбка появилась на его лице.
– Подождите, – крикнула она, когда он двинулся дальше. – Куда вы?
– Сгонять отбившихся от стада животных.
– Позвольте мне поехать.
– Нет. – Его улыбка погасла.
– Но…
– Играем по моим правилам, Кристин.
– Но как же?..
– По моим правилам.
Она стиснула зубы и вся сжалась, молча глядя на него. Он снова улыбнулся.
– Вечером я вернусь к ужину. Мечтаю полакомиться бифштексом со сладким картофелем и горохом, который так хорошо готовит Далила, ну и конечно, черничным пирогом на десерт. А потом… – Он понизил голос до шепота, но, не договорив, приподнял шляпу, повернулся и вышел.
И снова Кристин не знала, где он провел ночь.
Наступил день, неудачный день. Кристин кормила цыплят, чистила лошадь. Затем играла с маленьким Дэниелом, не уставая удивляться, несмотря на свое дурное настроение, как с каждым днем взрослеет ребенок. Несколько раз она поднималась наверх. Потом вдруг обнаружила, что сидит в изножье большой родительской кровати.
Мешок с вещами Коула лежал на полу возле шкафа. Кристин долго смотрела на него, затем, решившись, поднялась с постели и подошла к нему. Открыв мешок, Кристин стала перебирать его содержимое. Там было совсем немного вещей. Кошелек Коул, наверное, взял с собой. Она увидела кружку для бритья и оловянную тарелку, кожаный мешочек с табаком, другой с кофе и пакет сухарей.
Еще там была серебряная рамка-футляр. Мгновение Кристин колебалась, потом нашла зажим и, нажав на него, открыла рамку. Она была двойная, и на каждой ее стороне было по фотографии. С одной на Кристин смотрела женщина, очень красивая, с огромными глазами, темными волосами и ослепительной улыбкой. На другой эта женщина была вместе с мужчиной. С Коулом. Видимо, они снимались до войны, так как Коул был в форме кавалерии Соединенных Штатов. На женщине – красивое длинное платье с кринолином и изящная шляпка со множеством перьев. Они не смотрели в объектив фотоаппарата, они смотрели друг на друга. И в их глазах было столько нежности и столько любви, что Кристин почувствовала, что вторгается во что-то священное. Она закрыла футляр и положила назад в мешок, стараясь сложить все так, чтобы Коул не заметил, что кто-то касался его вещей. Впрочем, это не имеет никакого значения, сказала она себе уныло, он должен предвидеть, что люди, в доме которых он живет и которые ничего о нем не знают, постараются найти возможность узнать его лучше. И все же ее поведение не заслуживало оправдания.
Эта женщина умерла, подумала Кристин.
Она не могла объяснить, почему так решила, но была уверена в этом. Коул Слейтер любил ее, и Кристин знала, что он не находился бы сейчас здесь, будь эта женщина с фотографии жива.
Приближалось время ужина, и в доме, как казалось Кристин, стояла зловещая тишина. Далила ушла кормить слуг, стол накрыли для семьи. На троих…
В этот вечер не поставили их лучший сервиз. Шеннон разложила оловянные тарелки, и атмосфера в столовой казалась такой же гнетущей, как уныло-серый цвет посуды.
Весь день Коул отсутствовал. Кристин изо всех сил старалась быть полезной в домашних делах, но день все равно получился каким-то бездарным. Ей не удавалось справиться со своим настроением. Из головы не шло обещание Коула быть дома этой ночью. Не могла она забыть и женщину с фотографии, не могла забыть удивительного наплыва чувств, которые вызвало это фото.
Кристин оделась к обеду.