Читаем Время сурка полностью

– Вот, собственно, и вся история. Узнав о проверке, я тут же отправилась к вам и предупредила всех, кого могла. Девочки отпустили пациентов и сами ушли от греха подальше, ну а доктор… доктор, разумеется, остался ждать визитеров, чтобы удовлетворить их любопытство. И я подумала, что вам-то и подавно лучше не встречаться с этими ребятами…

Она безмятежно улыбалась, а ее глаза, казалось, намекали на что-то такое, чего я никак не мог понять. Да я и вообще ничего не понимал. Рассказанная мне история никак не вязалась с услышанным за дверью кабинета Коца. Хотя если вдуматься, то просьбу не убивать можно было истолковать в переносном смысле. Но все равно оставался вопрос: где же находился обладатель низкого голоса, который никак не мог принадлежать этой пожилой даме с молодыми глазами?

* * *

В моей жизни бывают моменты, когда я вполне отчетливо ощущаю, что оказываюсь игрушкой каких-то неведомых сил – и чаще всего не могу вырваться, противостоять им, хотя понимаю, куда может завести такое безволие. С возрастом этих моментов становится все меньше. Видимо, силам, искушающим меня, я становлюсь менее и менее интересным. Но иногда они все еще разыгрывают меня, и тогда я могу оценить их специфическое чувство юмора…

Никогда не забуду свою самую первую ночь в тюрьме. Сначала меня томили ожиданием в предбаннике местной санчасти, потом долго держали в крохотном вонючем помещении на приемке с десятком-другим вполне милых, если не вглядываться и не принюхиваться, сокамерников. Помню молодого поляка, беззубого тощего наркомана. На почве наших общих, как ему казалось, славянских корней он проникся ко мне симпатией и в меру своего разумения пытался рассказать о местных правилах и порядках.

В камеру, где мне предстояло провести выходные, я попал только под утро, одуревший от усталости, и уже почти не соображал, где нахожусь. Держа под мышкой тоненький кожаный матрас, следом за молодой толстой надзирательницей я прошел по коридору и попал в огромное, напоминавшее физкультурный зал помещение – камеру-пересылку. На железных шконках, расставленных головами к низким перегородкам, неспокойно спали скрытые темнотой люди.

У тюрьмы особый запах. И дело даже не в немытых телах заключенных. Тюрьма пахнет страхом и тоской… В почти полной темноте я выбрал наугад первую попавшуюся свободную шконку, кое-как расстелил матрас и, стараясь не думать о том, кто лежал на нем до меня, провалился в сон.

Но спать мне пришлось недолго. По неопытности я выбрал шконку неподалеку от ярко освещенной туалетной комнаты, поэтому стоило чьей-то фигуре загородить свет, как я мгновенно проснулся, еще не понимая, что мне может грозить. Но никакой угрозы не было. А было наваждение. Щурясь от бьющего мне в лицо света, я увидел чернокожую женщину в белой полупрозрачной длинной майке. Покачивая широкими бедрами, она удалялась от меня, но когда на секунду обернулась, то на фоне сереньких предутренних окон я разглядел и роскошные тяжелые груди с выпирающими через тонкую ткань сосками, и темные пряди волос, и лицо – удивительно красивое и печальное. Я замер, еще до конца не осознав невозможности появления такой женщины, да еще полуголой, в мужской тюремной камере. А камера спала как ни в чем не бывало. Женщина помедлила, улыбнулась и двинулась дальше, прямо в туалет, позволив мне разглядеть стройные ноги, чуть прикрытые майкой…

Ее явление было настолько нереальным – и в то же время настолько очевидным, что я приподнялся, чтобы окончательно убедиться, что это не сон. С каким-то мне самому непонятным чувством радости я подумал, что вот он ответ на бесконечно задаваемый самому себе вопрос: для чего?.. Вот оно откровение, которое, видимо, невозможно нигде, кроме тюрьмы с ее равнодушной жестокостью, с подлинным, а не выдуманным страданием… Отрезанный от нормальной жизни, в арестантской робе, пропитанной запахами чужого тела и хлорки, выброшенный сюда, как на необитаемый остров, ты перестаешь быть самим собой. Но стоит тебе в полной мере осознать, кто ты есть, как приоткрывается дверка туда и тебе позволено увидеть наяву то дивное, что мелькает иногда в предутреннем сне, а потом терзает и терзает память, пока не сотрется из нее окончательно…

Секундой позже я понял, что это было наваждение, подленькая издевка, оставляющая жгуче-кислое, подобное изжоге послевкусие. Потому что женщина, сразу перестав быть загадкой, подошла к писсуару и… Позже я часто встречал в тюрьме этих несчастных существ, застрявших между двумя полами. Так как при полном отсутствии мужского начала они обладают вполне весомыми первичными мужскими половыми признаками, или, попросту говоря, членом, то и держат их в мужских камерах… Не знаю, была ли это игра теней или просто воображение разыгралось, но в тот момент, когда эта полуженщина поднимала край футболки, она обернулась, и странная гримаса исказила ее тонкое лицо. Мне показалось, что она смотрела прямо мне в глаза…

* * *

Перейти на страницу:

Похожие книги