И потом — страх, беспомощность, слабость… яркий утренний свет, пробуждение… беспредельное одиночество… кромешная тишина. Пытаясь проснуться в этой тишине, Анна ощущала лишь, что не может даже открыть глаза, не говоря уже про что-то большее… А тишина не прекращалась. Она становилась навязчивой, бесконечной, пугающей. То пространство звука, в котором она, как мать, девять месяцев носящая под сердцем родное существо, должна была услышать крик своего новорожденного ребенка, молчало, и Анна не понимала, жива она или уже умерла.
«Боже, пусть я буду мертва, — молила бедная молодая женщина непонятное существо, которое её с детства учили почитать как нечто высшее и непреложное, — и потому что я уже на небесах, голос моего ребёнка не доносится ко мне».
Однако постепенно силы возвращались к гей, и спустя некоторое время Анна смогла не только разлепить тяжёлые веки, но и сесть, почувствовать своё дыхание и выпить немного воды.
Еще через несколько дней несчастная узнала, что ребёнок умер, не успев увидеть свет, а муж сошёл с ума и больше не желает её видеть. Какая пытка может быть хуже для девушки, нежной как полевой цветок, выращенной в удовольствиях и любви, мечтавшей о семье и детях, хрупкой и наивной, ещё несколько месяцев назад полной надежд и счастливых мечтаний?
Единственное, что угнетало её тогда — это нездоровый вид мужа, связанный с увлечением алхимией, из-за чего он днями и ночами пропадал где-то, стал раздражительным и спал почти всё время, что проводил дома. Но Анна, воспитанная по всем правилам и беспрекословно выполнявшая обязанности жены, старалась не давать воли чувствам и надеялась, что, как только родится долгожданный сын, причуды Леонарда пройдут, и он станет нежным и преданным супругом и отцом. Она верила, что истинный мужчина, способный нести ответственность за свою семью (а именно таковым она и видела своего мужа), должен понять, что наигрался в мальчишеские игры в тот момент, как только возьмёт на руки сына. И так бы оно, пожалуй, и было…
Но вот только к моменту, когда она очнулась от своей длительной болезни, в которой её тело отчаянно боролось со смертью (зачем?!), её новорожденный сын уже несколько недель гнил под землёй, а мужа пожирала иная хворь — не менее опасная, чем её.
В день, когда она начала идти на поправку, ей возлюбленный Леонард превратился в обезумевшее чудовище — привидение, безжизненной тенью гуляющее по комнатам. Он был отлучён от королевского двора, всеми презираем и серьёзно болен какой-то неизлечимой душевной болезнью. По ночам он запирался в одной из комнат, и оттуда слышались вопли, шли какие-то странные запахи, шёл дым разных цветов, а порой что-то взрывалось и падало. Все слуги покинули замок, и лишь одна верная служанка Анны, хромоногая больная сирота, которой некуда было идти, жалела хозяйку и, трясясь от страха, сидела с ней рядом ночью, утешая её.
Когда над холмами поднималось солнце, хозяин покидал свою лабораторию и бродил по комнатам, роняя вещи, и иногда падал с грохотом сам. Пробираясь мимо комнаты своей несчастной жены, которая до сих пор едва могла ходить, мучимая болями, он шептал странные слова, умоляя кого-то о прощении.
Однажды юная служанка заснула, утомлённая множеством бессонных ночей, наполненных тревогой, а Анна, движимая странным предчувствием, напротив, проснулась, вздрогнула, увидев склонённое над собой худое болезненное синюшно-бледное лицо, обросшее бородой, обрамлённое нечёсаными грязными клочками волос, черными с сединой. Это существо, бывшее некогда её мужем, полным сил высоким красивым мужчиной, сейчас смотрело на Анну безумными чёрными глазами, в которых она, словно в отражении, прочла желание смерти как спасения. Муж схватил её за шею и душил, судорожно сдавливая костлявыми пальцами, и она подчинилась ему, отдалась полностью, без остатка — в том аду, в котором она жила, ей нечего было терять. Однако служанка проснулась и с криками оттащила сумасшедшего хозяина от Анны, забившейся в хриплом кашле.
В ту ночь никто из них не хотел жить, но зачем-то каждый боролся за жизнь… Когда служанка увела безумного из комнаты, Анна впервые после болезни встала и пошла по безжизненным тёмным коридорам. На улице бушевала гроза, в некоторых комнатах окна были открыты (они всё время проветривали, чтобы устранить невыносимый ядовитый запах из лаборатории мужа), и в большом зале, где принимали прежде гостей, в углу, молодая женщина увидела затаившийся огненный шар — он крутился и переливался как будто разными цветами (а может, ей это просто казалось). Анна направилась к этому шару, одержимая странным порывом, не понимая, что это такое, но чувствуя, что в этой жизни ничего ярче и красивее уже не увидит. Приоткрыв пересохшие потрескавшиеся губы, Анна слушала шум дождя, раскаты грома и вой ветра за окном, и приближалась, подобно привидению в ночной сорочке, к странному явлению, придерживая до сих пор не подтянувшийся после родов живот, как будто в наказание всё время напоминавший ей о мертвом ребёнке… Она шла, как одержимая, жаждая лишь одного — забвения и покоя.