Время светлячков

Белые кольца чужого, но одновременно такого близкого тела, обжигающего огнём и обдающего леденящим холодом одновременно (кто знает, как такое возможно), обвивали её, и от прикосновения каждой отдельной чешуйки она начинала дрожать в забытьи, подчиняясь потоку странной беспрестанно движущейся стихии, которая была наполовину и её сутью. Она забывала моменты перевоплощения, это была бесконечная эйфория страсти и слияния, и они вдвоём в потоке самозабвенной страсти то принимали облик двух переплетённых змей, то прекрасными обнажёнными юношей и девушкой соединялись в едином порыве и уносились вдаль, теряя связь с реальностью обоих миров, принадлежащих им…

Юная черноволосая жрица забыла себя и, беспечно оставляя прежнюю беззаботную жизнь, позволила хищному змею увлечь себя в тот мир, из которого так и не нашла возврата…

— Мне страшно, — прошептала Камила, простирая руки к своему покровителю.

Она уже много дней не выходила из скрытой от чужих глаз лаборатории. Однако Лев появлялся неизменно через день в одно и то же время, чтобы сменить её, и его никто не преследовал. У входа в дом не толпилась стража, и все немногочисленные обитатели этой бедной гостиницы также не беспокоили её убогое жилище. Подходя к засаленному окну, прижимая ладони к мутному стеклу, сквозь которое едва было видно грязную и шумную улочку их нищего квартала, Камила проливала скупые слёзы, понимая, что здесь она заточена, как в темнице, подобно несчастным братьям, и, возможно, в этом месте ей суждено умереть.

Но она ничего не боялась.

Странные чувства поднимались из глубины её измученной души, когда она думала о своём повелителе, только благодаря которому она (в этом не было сомнения) до сих пор оставалась жива.

— Ну, ну, — говорил он, обнимая её и отрешённо поглаживая по голове, — разве ты не чувствуешь, что тебе лучше? Я уверен, ты совсем скоро поправишься, тем более, всё идёт хорошо.

— Да, но, — она подняла на него красные, полные слёз, глаза, — что будет потом со мной?!

— Ты же знаешь, — уклончиво ответил Лев, глядя в сторону засаленного окна, — что происходит с теми, кто завершает Делание? Они живут вечно, исцеляются от всех недугов, а кроме того, обретают богатство и славу!

— Скажи, — прошептала Камила, дрожа, прижимаясь к нему, — когда это произойдёт, ты будешь со мной?

— Что ты такое говоришь?! — засмеялся он, обхватил ладонями её худое бледное лицо и заглянул своими глубокими чёрными глазами в её почти потухшие полные слёз озёра глаз. — Зачем я буду нужен тебе тогда?! Ведь ты станешь хозяйкой мира! И в этом немыслимом богатстве обретёшь свою вторую половину — ту часть себя, которая пока спит! Ты уничтожишь меня, а не я!

Камила безудержно разрыдалась, сползая бессильно к его ногам.

— Я почему-то не верю, — прошептала она высохшими губами, — Лев, мне снятся страшные сны! Я падаю в пропасть, и мне нет спасения! Я столько сделала для создания этой тинктуры, прошу тебя, во что бы то ни стало, не бросай, закончи, даже если я не увижу цели, ради которой живу, просто оставь мне возможность быть уверенной в том, что все мои труды не пропадут напрасно! И кроме того….

Она вдруг каким-то неожиданным порывом поднялась с колен и встала перед ним — удивительно прекрасная, преобразившаяся, с безумным сияющим взором и спутанными чёрными волосами, вдруг разметавшимися порывом ветра, распахнувшим оконце и ворвавшимся в маленькую душную чердачную комнатку. Он вздрогнул и замер перед ней, застигнутый необъяснимым ужасом, и в её восточных чертах, очерченных болезненной худобой, вдруг различил неясный облик той странной девушки, которая так часто являлась ему во снах.. невыразимо прекрасная, с круглыми смуглыми формами, она танцевала со змеями, и они не боялись и не пугали её, а напротив, подползали ближе, обвивали её, словно ожерелья и браслеты и, не обижая, скользили по её нежной обнажённой коже, источающей страсть, желание и природную силу, побеждающую, казалось, даже смерть. Ведь эти опасные твари, наполненные ядом, могли одним укусом оборвать жизнь любого человеческого существа, но самое странное — он смотрел на это удивительное действо, как заворожённый, и всем своим существом желал сам обратиться змеем, обвить её своими кольцами и сжать до боли, до безумия, до умопомрачительного сладкого озноба, забрать её с собой и унести домой — в свой мир, не думая о том, что скажут родные, к чёрту их законы и правила, никто не вправе осудить его за эту любовь, посланную, кажется, самими божествами…

В следующий миг Лев, казалось, не осознавал, что делает. Он подхватил обессиленную девушку и крепко сжал её в объятиях, припав к её иссохшим прохладным губам горячим поцелуем, и мир закрутился в их головах, когда, отбросив иллюзию временных воплощений, они слились в едином порыве, возвращавшем их к изначальному состоянию, туда, где они никогда не расставались.

* * *