Время своих войн 1-2

В 90‑е скандалист Жириновский пытался выпустить книжонку, в которой неосмотрительно дал пофамильную расшифровку власти нынешней. Прежде чем получить основательного втыка (а с ним и откупных, которые сунула уже вторая рука, которая лучше знала, что делать к таким случаям), прежде чем тираж тихо растворился — исчез, будто его и не было, а поздние сетевые версии подкорректированы, газета «Наша трибуна» (тоже не слишком долго просуществовавшая), сделала распечатку состава правительства и приближенных к нему, мимоходом отметив удачное (прямо–таки ко времени) название: «Иван — запахни душу!», и весьма смешное своим призывом, поскольку в той подборке автор забыл указать «имя собственное», дать еще одну ссылку преемственности поколений от управленцев 1917 до управленцев с 1991, а именно: Жириновский — Эдельштейн.

Кто успел, тот успел — удивился, но тут же поспешил все забыть — слишком уж безнадежный для России вырисовывался расклад…

Недовольный последними вливаниями в собственную партию (в рамках собственной программы — «горючее в обмен на партийцев»), «лучший друг русского народа» заехал по пути от Саддама Хусейна в Израиль, словно надеясь развеселить местных жителей приевшейся в тех местах классической клоунадой, стучал себя там кулаками в грудь: «Я — еврей!» Впрочем, мир и Израиль видывали и не такое. Гораздо более насущным на тот момент выглядело решение проблем, выдвинутых «душевными» талмуд–лоббистами — вроде окончательного и бесповоротного запрета на торговлю свининой на всей территории Израиля — в очередной раз проаргументирующими свои экономические выкладки изречениями из Торы…

Всякому лобби свое место — лучше бы «лобное». Закон свят, но законник — черт средь святости. Но то не главное худое. А худо — что теперь уже и он пролез законы лепить. Раньше: закон — Закон. Потом закон — новые щелки в нем. И враз 69! Законы чертей под их безраздельное царствие!

Жириновский, обиженный одной частью еврейства, обласканный и обнадеженный другой, кинулся обратно в Россию — лоббировать приватизацию…

Извилина, зная, что все не так плохо — все гораздо хуже, больше удивлялся тому, что еще способен удивляться.

Почти одновременно узаконили отмену такой графы в паспорте, как национальность, вполне резонно, на страницах газет и многочисленных носатых телевизионных «искусах» рассуждая, что в таком многонациональном государстве, как Россия, не то чтобы не должно быть национальностей вовсе, а места «ксенофобии», «антисемитизму», «экстремизму», «шовинизму», «мигранофобии», «юдофобии» и прочим «проявлениям» человеческой логики.

(90‑е, словно блядь со стажем, наделили русский язык множеством новых слов.)

Эпоха первоначального накопления авантюристов закончилась, начался еще более циничный этап…

Сделав свое дело (словно отыграв заданную роль), ушел в тень пухленький председатель правительства, что в начале собственной политической карьеры козырял в качестве фамилии немаленьким по весу литературным псевдоним собственного деда, разом наделив себя его авторитетом. Того самого, что доживи он до седовласых лет, пожалуй что, и шашечкой рубанул наискосок своего внучка, разваливая его до самого седалища, искупая свой грех уже большей частью, поскольку малую искупил литературой и собственной гибелью в 1941 году. У деда грехов хватало — дурная кровь — рубал шашечкой и постреливал крестьян, которые не хотели идти в «светлое будущее», под это в свои неполные восемнадцать командовал полком, в общем, как сейчас говорят, был еще тот «отморозок»…

Не один такой рубал, как восторженно говорил позднее: «головы гидры контрреволюции», а попросту занимался делами по прыщавым мечтаниям своим — душегубствовал, имея к этому делу мандат — разрешение от новой власти — полное и беспредельное по «тогдашнему злому времени». Однако, далеко не каждый из таких становился еще и писателем. Еще меньшему числу хватает ума помолчать о «подвигах». Почти никто открыто не мемуарил — удерживал себя в рамках дозволительных политическому моменту. Были исключения, которые позволили себе «художественно намекать». Такому писателю Бабелю, о котором сами евреи любят говорить, что он «зеркало еврейской души» (впрочем, каких глупостей сегодня не говорят!), досталась своя законная заслуженная пуля в 1940 году. Это и другое позволило «социально близким» плакать о несправедливом отсчете с 1937 — Большой Сталинской Инвентаризации людей и дел.