В бор по груши не ходят... впрочем, по еловы шишки тоже. В октябре по грибы сыро, холодно, руки стынут, не в удовольствие, да и гриб-то всего один; зимний с металлическим отливом "куренок" - битый слизниками, словно изъеденный окислами, проточившими в шляпках сквозные дыры, под ножом идет без хруста (еще и с неприятным запахом, пока не вываришь). Потом, как сготовишь, вроде и ничего, а под водку так вполне. Но это дома, а в лесу... Каждый куст холодным дождиком обдает, малейший сквознячок пронизывает, а от темноты до темноты всего ничего - не разгуляешься.
Захар Захарович, как приехал, даже доски с окон не отколотил, так (сдуру, не иначе) в лес и кинулся - по грибы, не отдохнув с дороги, печи не протопив. Думал за час-два управится. Не сложилось...
В каретах цугом по грибы не ездят. Какое-то время держался знакомых троп и просек, потом, разраженный отсутствием грибов, отшагнул, круто забрал в сторону, и... Заплутал так, что впору одежку с себя снимать, наизнанку выворачивать и идти, читая специальную молитву. Но то, что помогало в прошлые годы, во времена укоренившегося безбожия курам на смех.
Кисти распухли, раскраснелись. Пальцы стали неловкими, что колодки. На руки дул, прятал в рукава. Корзину давно нес на локте, глазами не рыскал - пропал интерес. Заплутал. Вроде недавно еще Долгое озеро было видно, а стал охватывать пошире, один косогор, густо поросший, другой, не упомнишь, когда потерял из виду, вроде слева же было, стал вертаться, но то ли промахнулся, и в Семеново урочище попал, то ли, все таки обогнул и вот должны показаться Куровские нивы... Но не показались. И уже сомневался, а точно ли то озеро было Долгое? Не Окуневец ли? Теперь жалел, и что не подошел ближе к берегу. И тому, что не отколотил доски с окон, к соседям не наведался, не сказал, куда направился... Хмарь-то какая!
Зарядил мелкий холодный дождик - уже ясно, что не на один день. Первым делом надо теплить колени и локти, с них холод к грудине подбирается. Костерок бы, но без спичек в такое время и нечего думать. Когда понял, что не выйдет - успокоился, стал место подбирать - надо "чуму" делать, укрытие. Выбрал подходящее разлапистое дерево, где один из суков рос низко, концом опускаясь к самой земле. Отставил корзину у намеченного, сам с ножом стал спускать в низину, где низкорослые ели - резать и ломать лапник. Работалось спорно, даже согрелся, быстро сложил пару здоровых охапок - каждую на отдельной большой ветви - волочь за нее к месту, где собрался ночевать. Сволок, обустроился...
Захар Захарович из тех кто быстро перенимает полезные обычаи. Первую ягодину не в рот, а на веточку - приношение лесным птичкам, что, вроде как (так местные говорят), души человеческие переносят по последнему адресу. Вот скажешь - пням кланяются? В лесу живешь, всякие страсти случаются. Идешь по лесу - пень. Как пню не поклониться, если здесь его категорически не должно быть?
В лесу бойся людей. Лешак поводит, наиграется, да отпустит. Человек своим делам свидетелей не любит.
Когда выскользнули, ветка не всколыхнулась, один, и тут же другой, но не следом, а параллельно, как бы страхуя, глаз на глазу, да и глаз сверх. Вышли, словно... Захар Захарычу так показалось, что глянули в самое сердце. Должно быть, прибор такой, от которого, как он слышал, только остывшим трупом можно спрятаться... Захар Захарович, мужчина большой выдержки, не шевельнулся, тут же захлопнул глаза, стараясь, чтобы не дрожали веки. Молясь, что если обойдется, лучше об этом деле помолчать - в здешних местах всегда можно определить откуда пошел базар-понос. Годы девяностые - тут и в городах люди пропадают, как корова языком... Понимал, что его укрытие - не укрытие, скрыть не может от взгляда к лесным несуразицам цепкого, острого, пронзительного... потому поступил как в детстве - закрыл глаза и изобразил, будто спит...
...Сошлись в ложбинке, выставили охранение.
- Что видели? - задал обычный вопрос Георгий.
- Мужик какой-то в хворосте ночевал, похоже, заблудился, - сказал Сашка.
- Вернуться, вывести? - спросил Михаил.
- Грамотно расположился, утром сам выйдет... Не пора ли и нам устраиваться?..
Где ни стали, там и стан. Но останавливались, на ночевку ли, дневку ли, с умом; на сухом, и чтоб пути отхода, и чтоб завести туда можно было, где "макар телят не пас", откуда возврата не будет, и чтоб уйти, если так карта ляжет, с "тяжелым", а не будет возможности уйти, так дать такой последний бой, такой, что - "до небес продрищутся"...
Когда духовное срасталось с мирским, оно становилось непобедимым. Оборона Троице-Сергиева монастыря продолжалась полтора года. Монахи выдержали 38 приступов и сделали сорок с чем-то вылазок, и поляки, так и не взяв монастыря, вынуждены были уйти с позором.