"Это не пустое бахвальство, -- отметил Ольмерт. -- Советский режим не смог устоять перед мужественными евреями, борющимися за свое основное право -- жить в стране своих предков". Далее израильский премьер объяснил, что именно борьба евреев против СССР и стала "главным элементом развала советского режима".
"Операция по открытию запертых ворот СССР доказала, что ничто не может устоять перед мощью нашего единства... Все, что нам нужно сделать сейчас, -- это направить громадную силу, заложенную в этом народе, в будущее -- для достижения важных и не менее достойных, чем свободная репатриация в Израиль, целей и бороться за них так же непримиримо".
"Деятельность борцов за выезд в Израиль в Советском Союзе и их героическое противостояние попыткам властей заставить их замолчать вызвали широкий резонанс в еврейских общинах по всему миру... Многочисленные демонстрации, прошедшие в разных странах, а также протесты, заявленные многими правительствами на Западе, оказали давление на советский режим и принудили его облегчить процесс получения разрешений на выезд. Это облегчение доказало активистам-правозащитникам и другим противникам режима в Советском Союзе, что даже если невозможно победить систему на этом этапе, можно ее расшатать и приблизить ее конец. Таким образом, борьба за выезд в Израиль стала главным элементом развала советского режима..."
(конец вводных)
--------
- Мало кто знает и даже не обращали внимания, - пытается сменить тему Сергей-Извилина, - но Змея Горыныча в былинах и сказаниях знавали также и по отчеству. И сие факт!
- Какому-такому? Кто папа у него?
- Трипетухович!
- Врешь!?
- Ни грамма.
- То есть, трижды петух? - в изумлении круглит глаза Петька-Казак. - И как можно? На какой зоне так козлят?
Седой трясется, рассыпается мелким смехом.
- И черта можно посадить на кол суждений, которые его озадачат. Бесенята рассуждать не могут, а чертова жижа... Да кто разговаривает с жижей?
- Впереддозрящие!
- Кто?
- Есть такая правительственная молодежная партия с сомнительным по звучанию названием: "Впереддозрящие".
- И кто там?
- Ивашинашевичи. Короче - проститутки двух полов и одной мысли.
- Впереддозрение - дело неблагодарное, - соглашается Казак.
- Если все-таки на Кащея, то как его убить?
- Кажется, яйцо надо разбить, - говорит Миша.
- Да так любого убить можно! - отмахивается Казак. - У меня спроси! Как-то трех одноголовых перекрестил в однояйцевых.
- Это где?
- Лихая деревня попалась.
- - Наша?
- Нет. Под пальмами. Впрочем, уверяю, категорически не горынычи, хотя и кащеи. Но это исключительно внешним видом.
- Наши богатыри на Хазарский курятник ходили по их горынычей. Потом, много позднее, те былины переписали - вымарали хазар и вписали татар.
- Охренеть не встать! Хазарская цензура сработала?
- Без комментариев.
- А что, Горыныч и Кащей - не одно и то же? - интересуется Миша.
- Без разницы. Массон массона не обидит!
Лешка, пока Седой выходит за двери нарвать с грядок зелени, не замечая, что соскакивает на мысль Гоблина (чьим поклонником переводов дури на смысл является), лепит чьей-то очередной, засидевшейся в экране телевизоре "заднице лица", емкую и точную характеристику.
- Это голимое, подлое, хитрожопое, скользкое, бздливое, геморроидальное, вкорень охеревшее говно!
- Эмоционально! - отмечает сказанное Извилина. - Но можно было бы уложить и в одно словцо.
- Какое? - Лешка не избегает черпнуть новейших определений существа предмета.
- Либералист!
- Фи! Не за столом!
- В вукоебину их всех! - адресует по-сербски Казак. - Там и порешить!
...Не проси у серба ни спичек, ни курицы - это слова матерные. Сербы знатные матерщинники. Трудно средь врагов без мата. "Не глуми ты мне голову!" - говорит серб, и не один русский, а может даже и не одна тысяча мужиков в пределах все еще необъятной России в тот самый миг, словно эхо, отвечает на всякую хрень этими же самыми словами.
- Сволочь этакая, не глумите голову!
"Глумиц" - актер по-сербски. "Глумиться" - играть. То есть лгать, зная, что лжешь. Нет больших лжецов, чем актеры. И суть всей политики - актерское лицедейство. Не под всяким куполом храм божий. Церковь (когда еще отвечала задачам воспитания человеческих стад) не приравняла политиков к актерам запретом хоронить их в пределах кладбищ (понеже ни те, ни другие душ собственных не имеют, а берут в займы на время лицедейства) по причине, что сама являлась политическим инструментом. Отличалась тем еще лицедейством и вольно ей было глумиться во власти и со всякой властью, кроме советской.
Комиссары сменили протоиреев, политработники - попов. 1937 год и над ними поглумился славно, словно все причины в одну горсть собрал, сжал - растеклись красненьким промеж пальцев. Но светлому будущему на небесах уже противопоставлялось светлое будущее на земле.
Прошло время - новый переворот, и будущее враз подменили псевдожизнью, теле-кино-грезами. Комиссаров и политработников сменили комментаторы, "публичные историки", ведущие игрищ, теледебатов и множества передач одной переходящей сути: "Признайся в извращении, дабы найти сторонников!"