Только начали жить, дождались нового. Сокращения личных приусадебных хозяйств. Вынуждали собственных коров не держать, а если больше одной, то уже рассматривалось едва ли как районное ЧП. Создавали комиссию, допрашивали: где берет траву под сенокос? Ворует? Обкашивать лесные поляны и запущенные неудобицы запрещали - пусть хоть на корню сгниет! - спускали наряд: сперва накосить-насушить столько-то тонн сена на колхоз, потом разрешать на себя... В один покос не проживешь, ломали и вязали на зиму веники - подкармливать скотину. Места дождливые. Не успел ухватить сенца - сгноил. Самому же, на свое хозяйство - плохонькую коровенку, словно назло, выделяли места до которых топать и топать. В общем, не один сломался, сжег себя на этой работе. Старший Петров чернел лицом, и изнутри его словно что-то палило, пекло - есть мог только хлеб и простоквашу. Иногда говорил, словно убеждал самого себя:
- Горе - когда зимой в лохмотьях, беда - когда нагишом, а это всего лишь неприятности...
Тут новая беда подкосила. Выполняя Хрущевский приказ "Об укрупнении", все хозяйства хуторов и маленьких деревень принялись рушить и свозить в "центральные усадьбы", выделяя под огород кусок пустой земли. К тем, кто не желал, всячески оттягивал неизбежное в надежде, что обойдется, приезжали на тракторе - цепляли и обваливали крышу... От своих отстреливаться не будешь, те тоже подневольные - спущен наряд - попробуй, не подчинись!
Старший Петров общей участи не избежал. Единственное, уговорил, что переедет не в новую спланированную Центральную Усадьбу, куда пальцем тыркнула чья-то равнодушная чиновничья душа, где сплошной песок, ни озера, ни реки, ни даже родника, а чтобы добраться до воды, надо рыть колодцы - дело в этих местах небывалое, а деревеньку под названием Новая Толчея - она в планах на ликвидацию не стояла, хотя домов осталось мало. До войны деревня была на тридцать с лишним дворов, но только пять восстановилось. Не в том дело, что немцы сожгли, а в том - восстанавливать было некому, повыбило мужиков. Иные же, вернувшись, мельком глянув на порушенное, рассосались по родне, другие, подписав контракт, в спешно сколачиваемые бараки при заводах и огромных стройках... Но деревня Толчея по картам и документам числилась еще как крупная. По вросшим угловым камням можно было разобрать - жили широко, не теснились один к одному, а разбросом вдоль реки, тут и поля, за рекой - бор и все озера.
Всем деревня не выйдет: вода близко, так лес далеко, лес от двора, так магазин в другой деревне, магазин под боком, так по пьяному делу окна бьют, управа колхозная здесь же - всем пьяницам указ, так с глаз не спрячешь сколько накосил, сколько в собственном огороде времени провел, а не в колхозном скотнике, где и заведующий - скотина...
Старший Петров предпочел деревню малую, едва ли не хутор, только без общей ограды и полоской протянувшийся вдоль плохонькой непроезжей дороги с которой едва-едва видны огороды прилепившиеся к реке. Зато с огорода всякий чин на дороге, что прыщ на неудобном месте - сразу же зудит, можно, если что, и в реку отшагнуть...
Младшему Петрову на новом месте не так нравится, как там, где прежде, где боровики прямо у хаты росли. Здесь, чтобы в нормальный лес попасть, надо через речку ходить. Речка та же самая, только странность находил - здесь ниже по течению, а мельче, в школе на "Природоведении" учили, что должно быть наоборот. Рыба тоже мельче, хоть и клюет, как оглашенная, но надоедает. Ребятня тоже как оглашенная, заводные по пустякам, но приняли за своего - Петровы, если разобраться, всякому родня. До войны много Петровых было...
- Надо ружье от дяди Ермолая привезти, он свое ружье отдает, как и обещался - двустволку.
Этого давно ждали. Двоюродный брат отца на богатой работе, и охотничий билет у него есть. Давно грозился новое ружье купить, деньги на него собирал, а как купит, обещался старое свое ружье отдать. Значит, купил...
Двустволка без регистрации. К ней концов не найти. Она и войну между стенок пряталась, и, может, в гражданскую - это еще раньше. Хорошая двустволка, тульская, старой работы.
- Привезти надо. Не отнимут? Сейчас шалят...
- Не отнимут, - говорит младший Петров.
- Романа возьми. Он малец здоровый.
Ромка погодок младшего Петрова, хотя по нему не скажешь. Очень здоровый - кровь с молоком. Девчонки заглядываются, но в этом деле он теленок. Младший Петров не теленок, но на него не заглядываются. Ромка бортовую телегу поднимает на спор. Заберется под середку, плечами поднимет - все четыре колеса отрываются - и сколько-то шагов с ней проходит, семеня ногами.