ГРУ, когда-то подчиненное лишь ЦК Партии, брошенное на нищенский паек, вынуждаемое действовать вне своих определенных обязанностей, шаг за шагом отступало под натиском новоявленных политических адвокатов, которые стремились сломить эту едва ли не последнюю силу государства. Шли и "работали", оправдывая себя тем, что Чечня тех времен (середины и конца девяностых), была фактически другим государством, неподконтрольной территорией", следовательно, от иноземного почти ничем не отличалась. Невольно, на свою голову, доказывали, что при всем обилии внезапно возникших подразделений спецназа (министерских, милицейского, внутренних войск, некого "ситуационного" и прочих, не менее странных), лишь Спецназ ГРУ - его силовая составляющая, обладает способностью наиболее эффективно решать поставленные задачи.
Как цинично декламировалось некими "допущенными": "выявилось другое направление возможного использования сил специального назначения, а именно - против сил международного терроризма, в первую очередь в Чечне...", и, горя желанием превратить все эти спецподразделения в некий ОМОН - отряды милиции особого назначения, тут же призывали и дальше лечить "подобное подобным" - мол, кто, как не подразделения, предназначенные для террора, для уничтожения коммуникационных узлов, нарушения управления войсками путем диверсионных актов, должны разбираться со своими "коллегами"?
Одновременно СМИ без устали вбивало в головы, что развал СССР произошел сам собой, как некий процесс саморазрушения - это как бы раздавало индульгенции, узаконивало разграбление, позволяло "исторически" закрепить наворованное за определенным кругом лиц.
В Афганскую еще ощущали за собой государство, его мощь, в Чеченскую уже только провал за собой, некую черную ненасытную пасть.
В "Первую-Чеченскую" обошлось без них - то унижение другие хлебали. "Паша-Мерседес" - тогдашний министр обороны, вошедший в силу после расстрела собственного первого Союзного Парламента, обещался все проблемы решить одной воздушно-десантной дивизией, и бросил на штурм части не имеющие (согласно штатному расписанию) ни тяжелого вооружения, ни специальной техники, не только не предназначавшиеся для взлома укрепрайонов и взятия городов, но и без предварительной подготовки, без разведки. Город Грозный в полной мере оправдал свое название. И здесь, кто бы и что про это не говорил, слова всплывали только матерные, и даже у Седого - человека к слову чувствительного и бережливого, только речь заходила о новогодней атаке, когда под звон бокалов в Кремле жгли мальчишек в танках, а...
Пурим, да и только, - говорили сведущие люди. И действительно, впервые в истории России, в самом ее сердце - Кремле, официально и беззастенчиво, показывая, кому на самом деле принадлежит здесь власть, что взята она теперь "всерьез и надолго", и ничто не способно ее поколебать, на дорогой мелованной бумаге ("для своих") печатались приглашения, и проводились древние еврейские празднества. Празднества казавшиеся странными для всех народов, кроме еврейского.
Спустя десяток с лишним лет от их начала, Лешку-Замполита, уже как "знатока сопутствующих исторических вопросов", спрашивали:
- Леха, расскажи про Вавилон! Что там за Пурим такой произошел?
Зная, что Лешка-Замполит - лучший в подразделениях "сказочник", потому и прозвище ему - "Замполит", уж завернет так завернет, - у чертей колики начнутся!
- Енто пьеса! - всяк раз зачинает поэму Леха, и непременно с воодушевлением. - Шекспира на нее нет!..
Если на смех смехом не отвечаешь, то смех обижается и уходит. Смех от Лешки-Замполита большей частью черный, с него слезы как с перченого, но какой смех на этом свете правильный? И что есть смех? Не от того ли он приходит, что срывает покровы и являет нам правду столь измазанную, так замордованную, перекрученную, что узнавая ее, мы не можем не смеяться над собой - тому что стояли рядов, видели, но не узнавали. И кто здесь шут, а кто идиот? Шут делает себя сам, дураков - службы общественного форматирования.