Время своих войн 3-4

Сергей любит наблюдать. Много любопытнейшего по своим странностям можно встретить слоняясь в местах, где живет инородность с привычкой портить хорошие слова добавляя к ним букву «с». Вот, казалось бы, велика беда — одна буква? Но взяв власть, этой буквой принялись портить коверкать на свой лад русские имена и фамилии. И заходили по вновь переименованным улицам вновь объименованные и объфамиленные Степансы Сидоровсы, Михаилсы Ивановсы, Владимирсы Петровсы… Иногда какой–нибудь бедолага, а то и женщина, оскорбленная в своих лучших чувствах, пыталась что–то решить через суд, тщетно объясняя, что она по мужу Шишкина (от слова «шишка»), а не Сиськина (от слова, которое неудобно произнести), и это последнее задокументированное в ее паспорте переименование оскорбляет как ее достоинство, так и детей. Но суд скоренько доказывал, что на территории Латвии она именно Сиськина, так будет называться и впредь, находясь в нераздельной связи с традициями великого и могучего латышского языка, а то, что сами латышские имена в период русской оккупации не коверкались, не может служить основанием периода нашей оккупа… — тьфу! — периода нашей государственности! — называть и склонять русских как–то иначе письменно или устно. И не забудьте, пожалуйста, мадам Сиськина, ее муж господин Сиськин, и дети вашей матери — Сиськины оплатить судебные издержки!

И скажи после этого, не моча ли в голову стукнула тех латышей?

В чем смысл создания в собственном государстве «пятой колонны»? Есть нечто болезненное в этой страсти сжимать пружину. Всякое мелкое государственное хулиганство, пусть оно больше и походит на кухонное, во время часа «Икс», как не крути, должно породить ответное, то, что называется бандитизмом. Всякому чиновнику–садисту, лелеющему свою должность, в час «Икс» выпадает шанс опробовать бытовой мазохизм.

Много любопытного можно услышать на улице, еще больше на кухнях.

— И мне этот Янис говорит: «ты — захватчик»! Понял? Это — я‑то? Я ему в ответ: Янка, побойся бога, какой я захватчик, мне пятьдесят скоро, я здесь родился, всю жизнь прожил, дети тоже, вон уже и внуки, да ты же сам говорил в тот единственный раз, когда мне и детям позволили проголосовать, прямо с лозунга читал, которые везде висели и даже на русском: «Латвия — наш общий дом!».

— Ну, и..?

— А он мне в ответ — «я тебя обманул!»

— Так и сказал?

— Нет, конечно, от них прямого слова не дождешься — крутят… Так он молчит, но думает — я же вижу! Все у них тихой сапой… Тьфу! Вот видишь, теперь и я про — «у них», «у нас»… Заразился! Заразили, сволочи собственным. Теперь хоть газет не читай. Латышскую возьмешь; мы — оккупанты, русскую: они — фашисты. Кругом «они», да «мы», а ведь раньше не делили, одни беды, одни радости. Располовинили, и душу располовинили… Хотя, вроде, нет — эту вовсе в клочья порвали…

Разговоры–разговоры… То что русский никогда не скажет латышу, а латыш русскому, тот и другой — еврею, и наоборот, было вздуто такими крайностями, что казалось их вряд ли смогут сгладить все последующие века…

А под это можно творить дела, в какой–то момент поставить раком перед фактом, уйти в отставку — на иную должность, но дело сделано и под него получено «на хлебушек». Норвегия заключила с Латвией тайный договор о поставке со своей территории от 5 тысяч турок в год со строительством для них какой–то фирмой (под израильским патронажем) новых районов — по дому на каждую из семей за счет норвежцев (уж очень те их достали), и ежегодными подъемными самим переселенцам за счет Латвии, по которым та еще поторговалась — кризис! — и что–то даже, к удивлению собственному, выторговала, забыв политику Европарламента ко всем подобным случаям: «Не бойся испортить бочку говна, накидав туда ложками меда…»

В подземном переходе уличный бард, поглядывая по сторонам — нет ли людей «от полиции», старательно коверкая язык (подделываясь под «классический» прибалтийский акцент), пропел по отношению к титульной нации наинахальнейшее:

Штурвал в руках

Команда — вперед

Попробуем вот так,

А потом наоборот,

И если лоханулись,

То это ничего:

У нас сегодня демократия -

Позволено все -

Поставим всех на место

И всем покажем шиш,

Что хочу то и творю

Моя профессия — латыш!

Я тупой как пробка

И красив как Квазимода,

Мне подходит любая

Руководящая работа:

Я могу служить в полиции

Или границы охранять

Я могу иметь оружие,

Могу законы издавать,

Могу поставить всех на место

И показать всем шиш

Я могумогу–могу — Моя профессия — латыш

Мне плевать на все,

Что не связано со мною

Я куплю и все продам

Вот такой я крутой

Мой дед, он славный немалый -

Он ветеран СС,

Отец большая шишка в КПСС.

И я под стать родне

И всем показываю шиш -

До чего же славная профессия — латыш…

Песня в Латвии — это культ, но никогда, не одна из них не была песней протеста, и уж куда им до частушек России! Времена меняются, и Сергей отметил это, впрочем, как и то, что пел не латыш — латгалец.

Русские своими песнями от бед городятся. Но это было до попсы, когда люди пели сами. Попса отняла право на песню, и песни тоже отняла.