Время таяния снегов

— Не надо так говорить, Ринтын, — тихо сказал Йок. — Всякого человека жалко, когда он умирает. Только люди не любят показывать свое горе, поэтому и говорят о другом. А на сердце у них тяжело, очень тяжело. Твою бабушку люди хорошо знали и помнят добро, которое она им сделала.

Йок сел рядом с Ринтыном.

— Давно это было, — начал он рассказ. — Твоя бабка тогда была еще очень молодой девушкой. Много парней в стойбище хотели на ней жениться, но она все откладывала, потому что еще была очень молода. Ее отец был замечательный человек и славился умом и справедливостью. Ездили к нему за советом издалека, и все находили у него доброе слово и помощь. Кымын — так звали твоего прадеда — не был богатым. Всю свою добычу он делил между земляками: так велели предки — делиться всем, что у тебя есть. Отважный охотник, он промышлял много зверя. Большим уважением пользовался Кымын. Но нашлись такие люди, которые возненавидели Кымына как раз за его добрые дела. Шаманы и богатые владельцы байдар невзлюбили его за то, что он всегда напоминал о законе предков: добыча принадлежит всем. Сильно злобились они, а поделать ничего не могли: за Кымына стоял народ. Но вот пришла страшная беда наших мест — красная болезнь. Не проходило дня, чтобы кого-нибудь не хоронили в Улаке: ведь тогда не было Советской власти, не было и докторов. В то время наш народ был хуже сироты, вроде одинокого путника в тундре в глухую полярную ночь. Случалось, что несколько похоронных нарт в один день отправлялись на гору Линлиннэй. Все от мала до велика лежали в своих пологах. Никто не ходил на охоту, и многие умирали не только от болезни, но и от голода. Одичалые собаки глодали похороненные трупы. Не миновала беда и ярангу Кымына. Умерла его любимая жена, мать Гивынэ, длинноволосая Илкэй. Погоревав с дочерью, увез Кымын свою жену на место захоронения. А через три дня, выйдя из яранги, Кымын увидел на снегу знакомые волосы любимой жены. Это голодные собаки отгрызли у трупа голову и приволокли ее к яранге Кымына. Бережно взял в руки Кымын голову красавицы Илкэй, завернул в пыжик и снова отнес ее на место захоронения.

Прослышали про это шаманы и владельцы байдар. Они объявили, что голова Илкэй была прислана духом болезни за Кымыном. Шаманы ходили по ярангам и говорили всем, что избавление от болезни придет только тогда, когда в жертву будет принесен Кымын. А люди всё умирали. Тогда пошел Кымын сам по ярангам, прощаясь со своими односельчанами. По древнему обычаю, удар священным копьем должен был нанести сын, но сыновей у Кымына не было. Тогда шаманы решили, что Гивынэ умертвит своего отца.

На морском льду это было. Гивынэ не могла держать копье. Кымын сам приставил его себе к груди и попросил дочь лишь поддержать копье за конец. "Дочка, — сказал он, — никогда не жалей ничего для людей, даже жизни родного отца. Это закон предков". Произнес эти слова Кымын и сам вонзил копье себе в грудь.

Труп лежал на морском льду, пока его не расклевали вороны и не растащили по косточкам песцы и собаки. Никто из людей, ради которых пожертвовал жизнью Кымын, не уронил ни слезинки. Их сердца словно окаменели, и страшное горе высушило слезы.

Йок помолчал и, поморгав, добавил:

— Помни, Ринтын, истинное горе не знает слез. Слезы — всегда признак слабости. Иди домой и достойно проводи бабушку в ее последний путь.

Ринтын встал с камня и медленно побрел домой.

Там уже все было готово к похоронам. Бабушку Гивынэ, одетую в красную камлейку, в расшитые бисером торбаза, вынесли в чоттагын и уложили на белые оленьи шкуры у полога.

Рычып подсунул под ее голову охотничий посох и стал вопрошать бабушку, что желает она взять с собой в страну предков.

Гивынэ «пожелала» увезти фарфоровую чашку, из которой пила чай, нож для кройки, берестяную табакерку и несколько иголок.

Ринтын помог дяде снять с крыши нарту и подвез ее к двери. Дядя Кмоль, Рычып, Кукы и председатель Татро взяли на руки бабушку, вынесли за порог и бережно положили на нарту. Рычып закрепил покойницу веревками, словно это был простой груз.

Дядя Кмоль впрягся в нарту и потащил ее к морю. Сзади пошли Ринтын, Рычып, Кукы и председатель Татро. Сначала спускались к морю. Некоторое время молча постояли на морском льду.

— Здесь был похоронен Кымын, ее отец, — шепнул на ухо председателю Рычып.

А солнце сияло так ярко, и все кругом блестело. Следы людей четко отпечатывались на подтаявшем снегу, и полозья нарт не скрипели, а мягко шуршали.

Пересекли лагуну наискосок и подошли к горе Линлиннэй. Ринтын сзади подталкивал нарту. Прошли мимо старых захоронений. Из-под неглубокого снега торчали обломки нарт, оленьи рога, ржавые ружья. На самой вершине горы дядя Кмоль остановился, вытер малахаем выступивший на лбу пот и коротко сказал:

— Здесь.