Время таяния снегов

Какой разговор произошел между Журиным и Эрмэтэгином, Ринтын не знал. Но что он был, об этом свидетельствовали новые книги, появившиеся в колхозном клубе и в школьной библиотеке.

Ринтын стал захаживать в маленькую комнату, заполненную книгами, сломанными музыкальными инструментами, пожелтевшими плакатами. В ней жил Эрмэтэгин. Он научил Ринтына играть в шахматы и бренчать на балалайке. В долгие зимние вечера Эрмэтэгин рассказывал Ринтыну о своих странствиях. Мальчик узнал, что Эрмэтэгин учился в педагогическом училище, но не закончил его: потянуло в море. Проплавав два года матросом, он попал на курсы судоводителей. С курсов, не сдав положенных экзаменов, Эрмэтэгин ушел проводником в геологическую экспедицию. В Анадыре заведовал баней, оттуда перешел на курсы культпросветработников.

— Носило меня по Чукотскому побережью, как сухой лист по тундре. Все из-за любопытства, — рассказывал Эрмэтэгин, изредка отворачиваясь, чтобы отхлебнуть из бутылки, к наклеенному на стене плакату, изображавшему проткнутого штыком Гитлера. — Если бы не книги, я бы умер от невозможности удовлетворить любознательность! В свое время я не сумел отыскать точку в жизни и теперь ношусь со своим ненасытным любопытством, как Архимед со своим рычагом. Так сказать, отдался течению жизни. Каких я только людей не перевидел! Всяких! Жалею, что не побывал на материке, война помешала.

Эрмэтэгин курил все ту же невозможную смесь спитого чая и махорки. Ринтыну было жалко смотреть, как морщится человек от едкого дыма.

…В стойбище было известно, что радистка Лена раздавала свой табачный паек заядлым курильщикам. Знал это и Ринтын, и он подумал: может быть, на долю Эрмэтэгина у нее сохранилась хоть одна пачка? Решившись, Ринтын смущенно попросил Лену:

— Вы мне не дадите немного табаку?

— Никак ты уже курить начал? — удивилась она.

— Нет еще, — ответил Ринтын, вспоминая свои неудачные попытки привыкнуть к курению. — Табак нужен для одного моего знакомого. Вы его знаете: это заведующий клубом Эрмэтэгин. Он курит чай.

— Бедняга! — сказала Лена и, подавая Ринтыну пачку махорки, погрозила пальцем: — Смотри не вздумай сам курить.

Велика была радость Эрмэтэгина, когда он увидел махорку.

— Что это такое! — вскричал моряк. — Не верю своим глазам — настоящая канская махорка! Где ты ее взял?

— У Лены, — ответил Ринтын.

— У радистки?

— Да, у нее.

— Вот добрый человек!

Закурив папиросу из настоящего табака, Эрмэтэгин закашлялся и вытер рукавом выступившие на глазах слезы.

— Спасибо тебе, Ринтын!

Однажды, взяв карандаш, Эрмэтэгин усадил Ринтына поближе к окну и начал его рисовать. Ринтын долго сидел неподвижно, как замерзшая ворона, хотя у него сразу заныла шея.

— Хочешь, я тебе прочту стихи собственного сочинения? — спросил Эрмэтэгин, разглядывая отставленный на вытянутую руку рисунок.

Не дожидаясь согласия, Эрмэтэгин положил на стол бумагу и карандаш и устремил в окно задумчивый взгляд.

Север суровый, север далекий,
Тундра обширна — там пурги и тучи
Белым снежком заметают простор,
Белят и гребни задумчивых гор.
Жгучий мороз свой рисует узор,
И с ветром ведет он такой разговор:
Север суров, но люди упорны…
Они изменили наши просторы.
Стала культурной и радостной жизнь
Для всех, кто строит социализм!

— Ну, как?

— Очень хорошие стихи! — горячо проговорил Ринтын. — Совсем как настоящие.

— Нет, Ринтын, — вздохнул Эрмэтэгин, берясь за карандаш и бумагу. — Это даже нельзя назвать стихами.

Он долго, сосредоточенно рисовал и, казалось, целиком отдался этому занятию.

— А что ты читал, Ринтын? Какие книги?

Ринтын назвал прочитанные им книги.

— Тогда тебе, пожалуй, можно будет дать эту книгу. — Эрмэтэгин поискал и протянул Ринтыну книжку в картонном переплете.

Ринтын взял в руки книгу и прочитал на обложке: "М. Горький. Детство". Ринтын слышал о Горьком, но не читал ни одной его книги, да и фамилия автора не обещала ничего интересного.

Лишь через несколько дней Ринтын вспомнил о книге. Захватив ее с собой, он отправился в ледяную пещеру, зажег там свечу, расстелил мешки из-под угля и устроился поудобнее.

Перед тем как открыть книгу, он снова стал рассматривать серый переплет и простые два слова, напечатанные на нем: "М. Горький. Детство". Ринтын вспомнил, что в стойбище Рентыгыргын одного оленевода тоже зовут Горький — Чымийыльын, но тот парень совсем молодой — не курит и не жует табака. Ринтын открыл книгу.

Он так увлекся описанием жизни мальчика Алеши, что не заметил, сколько прошло времени. Лишь когда свеча потухла и синева ледяных стен померкла, Ринтын с сожалением закрыл книгу.