Время терпеливых (Мария Ростовская)

И вот теперь впереди его ждёт ещё один богатейший урусский город, Ноугород. По слухам, самый богатый из всех, разве что их древняя столица Кыюв может сравниться с ним по размерам и богатству. Всего два неспешных перехода, и великий город ляжет пред ним…

Бату-хан усмехнулся. Ляжет-то он ляжет, да не так просто. Как та урусская девка, едва не выбившая ему глаз, когда он в великой милости своей пожелал её. Он отдал её своим нукерам, а после с неё содрали шкуру живьём, но всё равно в душе Бату-хана осталось неприятное воспоминание…

И этот Ноугород, похоже, достанется ему недаром. Ох, недаром… Сколько поляжет могучих и непобедимых монгольских воинов?

В принципе, это не так уж страшно — многочисленные жёны и наложницы монголов нарожают для прославленного джихангира массу новых воинов. Но время, время…

Он вдруг словно наяву увидел, как его тумены обкладывают великий город со всех сторон. Как скачут конные летучие сотни, осыпая стрелами бойницы, не давая врагу ни минуты покоя. Как оборванные пленные урусы ставят рогатки и заграждения перед воротами, пресекая возможные вылазки осаждённых. А спустя пару дней умные китайские мастера соберут свои чудовищные машины, и тяжёлые каменные глыбы, натащенные со всей округи всё теми же пленными, с шипением полетят, с тяжким гулом ударяя в стены обречённого города. Они будут работать в две смены, эти китайские мастера — покуда одни работают, другие едят жирный плов и отдыхают. И так же действуют летучие отряды, беспокоящие урусов днём и ночью, изматывая вражеских воинов. И горшки с горючей смесью, заброшенные в город теми же китайскими машинами, служат той же цели — чтобы всё население города, валясь с ног, днём и ночью тушило возникающие пожары…

И вот уже рушатся толстые каменные стены, и бесстрашные монгольские воины, воя и улюлюкая, вливаются в проломы стен, растекаясь по улицам, словно вода, захлёстывая весь город… Немногие уцелевшие, как затравленные звери в нору, забиваются в каменные церкви и внутреннюю крепость-детинец. Тщетно! Ибо от гнева Бату-хана не спасёт ничто.

И вот он вступает в поверженный город. Вонь пожарища забивает ноздри, в воздухе носятся жирные хлопья сажи, пятная парчовый халат джихангира и белую шкуру его коня. Впрочем, конь Бату-хана уже привык к этому. Бестрепетно переступает он через трупы, устилающие бревенчатую мостовую — тут и урусы, и монголы, все вместе…

А вот на главную площадь города стаскивают добычу. Золото, серебро, посуда и оклады с икон — всё, что удалось найти… Проводят пленных со связянными руками, и Повелитель, мельком взглянув, одним движением брови решает, кому из них жить дальше, а кто пойдёт на погребальный костёр, сложенный в честь павших монгольских героев-багатуров.

И вот, наконец, непобедимая армия Бату-хана, нагруженная добычей, отправляется в обратный путь, на заслуженный отдых, в столь милые сердцу монгола степи. Это не то, что урусские угрюмые леса! Страшные здесь леса, дикие и непонятные. Где за каждым деревом таится смерть… Скорей бы выйти из этих проклятых лесов!

Но глубокие снега уже тают, заливая всё вокруг, насколько хватает глаз, мутной ледяной водой. Монгольские кони словно плывут по воде. Белый скакун джихангира тоже словно плывёт, по колено в ледяном крошеве. Это очень вредно для коней, любой монгол знает, как это опасно…

А вот целый отряд проваливается в полынью, в какую-то безвестную речонку. И кони, и всадники барахтаются среди битого льда и один за другим исчезают под водой…

Новая река, куда шире, и сплошь забита ледяным крошевом. Начался ледоход. Как переправляться через такую реку?

Реки сменяют друг друга, и каждая последующая шире предыдущей. Монгольские кони выносливы, как дикие звери, но всему есть предел. И вот уже раздутые трупы павших коней плывут по ледяной воде, устилают путь позади непобедимого монгольского воинства.

Монгольские воины смотрят угрюмо, злобно, и только нагайка может поднять их утром в поход. Да, редкий монгольский воин вышел в этот поход на одном коне, у большинства их было по два-три, а то и четыре, не говоря уже про ханов… Но сейчас всё больше безлошадных воинов понуро бредут по бескрайним болотам, проваливаясь в ледяную жижу. И вот уже не только конские трупы усеивают путь отступающей орды, но и павшие герои-багатуры. Да, бросить своего боевого товарища на съедение воронам — большое бесчестье для монгола, но что делать, если не только на погребальный костёр, но и на приготовление пищи порой не удаётся набрать сухих дров?

Добычу тоже приходится бросить. Сперва вырезают пленников, всех, без разбора. Потом избавляются от разного барахла. Серебро и золото, разумеется, никто не бросает, и оно уходит под воду вместе с утонувшими на бесчисленных переправах и провалившихся в бездонные урусские болота…