Чернобородый, широкоплечий Онфим подошёл неспешно.
— Готово, воевода. Можем в любой момент начать стрельбу.
Дмитр помолчал, подбирая слова.
— Скажи, Онфим… Можно не допустить, чтобы поганые ломали стены каменьями?
Теперь помолчал порочный мастер.
— Смотря сколько пороков они поставят против нас, Дмитр Ейкович. Один, так легко, и два сдюжим. И даже три, ежели постараться. Преимущество у нас, вишь — человек с башни говорит, куда бить, поганым же вслепую придётся…
— А ежели четыре или пять пороков против нашего одного?
Онфим поглядел угрюмо.
— Не в обиду тебе будь сказано, воевода — ты от пятерых крепких ратников в бою отмахнёшься ли?
— Сам же говорил, вслепую…
— А хоть бы и так. Как работать, ежели горшки с огненной смесью один за другим падать будут, беспрестанно? Закидают и вслепую, ежели сила немеряная.
…
Княжий терем в новоотстроенном Чернигове был сложен из толстых сосновых брёвен, сиявших свежей древесиной. Из щелей кое-где торчал мох, на стенах застыли капли смолы — слёзы дерева… За столом в просторной, почти пустой горнице сидели двое, и на столе том горела одна свеча в кованом железном подсвечнике.
— Да что же это, Фёдор Олексич? Неужто нет никакой возможности помочь им? Ведь Киев это, мать городов русских!
Губы Ростислава дрожали. Боярин Фёдор смотрел на юношу — да, возмужал за последний год князь молодой Ростислав свет Михайлович…
— Невозможно, Ростислав. Разве токмо на крыльях, или подо льдом плавать научить ратников, подобно рыбам.
Ростислав стукнул кулаком по столу.
— Эх, кабы батюшка полк черниговский из Киева не вывел!
Боярин тяжело вздохнул.
— Боюсь, и тогда мало толку было бы. Вот ежели б ещё и галицкие полки подоспели к нему вкупе, тогда может быть… Пустой разговор, княже.
Ростислав медленно поднял взгляд.
— Неужто никакой надежды, Фёдор Олексич?
Фёдор отрицательно покачал головой.
— Разведка донесла — триста с лишком тысяч ратных у Батыя. Сила страшная.
— А как же тато, он ведь за подмогой поехал?
Боярин отвёл взгляд. Долго, долго смотрел в окно, где сгущались зимние сумерки.
— Просто не может смириться он. А придётся.
…
— Бей!
Длинный, мосластый человек в ватном халате — по виду вроде как араб или перс — одним ударом кувалды выбил чеку, освобождая силу могучего механизма. Рычаг рванулся с такой силой, что цепи, удерживающие корзину с уложенным снарядом, жалобно взвизгнули. Пузатый трёхведёрный горшок, наполненный горючей смесью, с шелестом улетел вдаль, оставляя за собой дымный след, и канул за стеной Киева, где уже бушевал немалый пожар.
— Заряжай!
Ли Фэнь Чжэнь вовсю размахивал руками, управляя своими людьми. Восемь машин, собранных вчера и выдвинутых ночью на рубеж стрельбы, работали слаженно и чётко, одна за другой посылая зажигательные снаряды за стену. Там, невидимый, притаился мощный урусский камнемёт.
— Берегись!
Оставляя за собой жирный шлейф чёрного дыма, огненный клубок нёсся прямо на машину, возле которой стоял Ли. Удар! Бочонок, наполненный смесью смолы и растительного масла разлетелся вдребезги, окатив деревянный щит огнём. Пронзительно завизжал, катаясь по снегу, рабочий из обслуги.
— Помогите ему! Воду сюда, быстрей!
Бату-хан наблюдал, как китайские рабочие заливают водой огонь, не давая ему сожрать деревянную конструкцию машины. Бату усмехнулся. Да тут кроме китайцев уже кого только нет. В войске джихангира служат народы полумира. И скоро будут служить народы всего мира, вот так.
— Бей!
Длинный рычаг снова рванулся, выбрасывая очередной снаряд. Бату усмехнулся. Он уже кое-что понимал в стенобитном мастерстве, насмотрелся… Да, в отличие от Рязани и Владимира этот город имел на вооружении сильные метательные машины. Пожалуй, будь у Бату такой осадный обоз, с каким он подступил тогда к рязанским деревянным стенам, можно было бы уже сворачиваться и идти восвояси. Однако он хорошо подготовился к нынешнему походу, и стенобитных машин в войске у Бату нынче великое множество. Против одного урусского камнемёта у Бату-хана десять.
— Бей!
Ещё один горшок улетел к цели, и не успел он упасть, а рабы, подгоняемые плетью, уже тянули длиннейший канат, взводя механизм для следующего выстрела. Благодаря длине каната они держались поодаль от машины, и огненные снаряды урусов им не грозили. Люди, состоящие при самой машине, прятались за толстыми деревянными щитами, приделанными по обеим сторонам станины для защиты от стрел урусских самострелов и ответных снарядов.
— Бей!
Китайские машины стреляли поочерёдно, чтобы не сбивать друг другу прицел. Бату-хан представил, что сейчас творится там, за стеной Кыюва, и поёжился.
— Эй! — позвал он китайского мастера. Китаец, оставив укрытие, рысью подбежал и склонился в поклоне.
— Как тебя зовут?
— Моё имя Ли Фэнь Чжэнь, о Повелитель!
— Когда ты начнёшь ломать стену, Ли?
— Уже сегодня, Повелитель! Как только подавим вражеский камнемёт, мешающий нам работать!
Словно подтверждая слова китайца, из-за городской стены выпорхнуло пятнышко, понеслось к цели, стремительно увеличиваясь в размерах. И никакого на сей раз дымного шлейфа.
— Берегись!