Время туманов

— Чтобы было еще понятнее, разъясню популярно. — И Ткаченко начал загибать пальцы: — Жена осталась без работы еще до эвакуации — попала под сокращение из-за какой-то там энной волны кризиса. Я — простой офицер. В комплекте на двоих две дочуры, у которых школа, учебники, наряды, ремонты класса, косметика, ожидается поступление в платные вузы, так как других у нас не осталось. Квартиры нет и с моей обычной зарплатой не будет примерно ближайшие четыреста пятьдесят лет, а учитывая цены на жилье после эвакуации, то и все восемьсот. Плюс питание. Плюс отстегнуть тамошней администрации, чтобы из школы не выперли на улицу. Если бы мне не удалось попасть в ЦАЯ, а через Центр и в эту экспедицию, то либо грабить брошенные квартиры, либо под мост с ножом, либо продать почку какому-нибудь богатому немцу, если карма дороже здоровья. Других вариантов, братец, у меня нет. Знал бы ты, какая сейчас конкуренция среди наших, только чтобы в Зону попасть. Мрут ребята и от зонной заразы, и от пули разной сталкерской сволочи… хм, извини, Серый, ты, я уже понял, к этим разным не относишься… однако от денег на этих ваших артефактах… тьфу, черт, анобах и нашему брату неплохо перепадает. Все офицеры Зоны, которых знаю, вся охрана Периметра, и те, которые на внутренних блокпостах, — все семейные. С детьми. И выгрызали они эти места всеми правдами и неправдами.

— Ага… выгрызали… — хохотнул Шелихов. — У некоторых от постоянного грызения такие пачки нажраны, что щеки со спины видно. На шестнадцатом пропускнике старлея вообще Будильником прозвали — ряшка круглая, как циферблат, и на ней усы стрелками. Хороший был Будильник, покладистый, за хабар даже кровососа бы за Периметр пропустил, да еще и доброй дороги пожелал.

— Ох, неймется тебе, сталкер, — с укором бросил Ткаченко. — Вот у меня знакомый в мили… тьфу, в полиции работает. Как-то на шашлыках он мне одну вещь сказал, мол, всю жизнь сотня честных работяг бандитов ловит, мошенников наказывает и даже, черт побери, котят с деревьев снимает. И при этом ни одна сволочь не подойдет, спасибо не скажет, так, мол, и должно быть… и никому не известны эти самые честные работяги, которые иногда и от пули, и от ножа мрут, и инвалидами становятся. Зато если найдется сто первый, который взятку возьмет или человека по пьяни застрелит, то про этого урода раструбят все кому не лень, в газетах пропечатают, и все про это будут в курсе, какие менты продажные сволочи и пьяные мерзавцы. И ярлычок прилепят — «мент поганый». Всем этим честным людям, которые за гроши хоть как-то, но пытаются защитить народ от отморозков. Ништяк отношение, ты не находишь, сталкер?

— Между прочим, он прав, — задумчиво буркнул Лазарев, продолжая что-то настраивать на своем «саквояже». — Вы, Семен, как я заметил, очень предвзято к людям относитесь, что не есть хорошо.

— Вы меня еще морали поучите, — предложил Шелихов, на что Игорь только вздохнул.

— Вроде все, — сказал он, упаковывая приборы обратно в рюкзак. — Теперь придется идти особенно осторожно… Город рядом.

— Так вроде мы уже в пределах Московской Зоны. — Ткаченко осмотрелся, на всякий случай удобнее перехватил автомат. — Пока все было спокойно.

— Здесь, скажем так, не было высокой концентрации людей, — ученый кашлянул, — просто… м… аномальная активность пока непонятным для нас образом коррелирует с самим Городом, и чем больше проживало людей на единицу площади, тем в среднем выше вероятность появления аномального очага. По одной из версий…

— Тихо! — Шелихов поднял руку, ученый непонимающе моргнул и попытался что-то сказать, но Ткаченко слегка толкнул его в бок, одновременно приложив палец к губам.

— Что там? — спросил капитан едва слышным шепотом.

— Наверно, люди, — так же тихо ответил Семен. — По сторонам, быстро!

Ткаченко упрашивать не пришлось — капитан, прихватив в охапку замешкавшегося Лазарева, быстро и совершенно бесшумно исчез в придорожном ивняке, и лишь спустя пару секунд Семен расслышал тихий хруст веточки и различимый щелчок затвора. Сталкер, в свою очередь, спрятался за поваленным деревом, устроившись между переломанных веток так, чтобы быть незаметным со стороны дорожки. Похоже, инстинкты, отточенные еще в Зоне, не пришлось восстанавливать — Семен буквально самым краем слуха различил и разговор, и звук шагов.