— Но на прошлой неделе мы говорили довольно долго. И может, я сказал что-нибудь такое, что произвело на него глубокое впечатление. Не представляю себе, что именно. В разговоре мы затронули много тем, не исключено, что одна из них, без моего ведома, показалась ему особенно важной.
— Очевидно, мне придется довольствоваться этим объяснением.
— У меня нет другого.
— Что бы это ни было, он, видимо, был глубоко потрясен. Он только упомянул ваше имя, потому что не мог поделиться со мной тем, что вы ему сказали. Отец не мог мне раскрыть, что это для него значило. Когда секретарша доложила о вашем приходе, это, очевидно, ускорило трагическую развязку — последовало нажатие на курок.
Она была, безусловно, права: мое появление и в самом деле подтолкнуло его к пропасти.
— Не могу понять — при чем тут серебряный доллар? Может, он вспомнил слова из песни: «Раскрути серебряный свой доллар — по полу покатится он, круглый»? О чем говорится в следующей строке? Кажется, о том, что женщина не узнает, какой ей достался хороший мужчина, пока не лишится его. Что-то вроде этого. Может, он хотел сказать, что над ним нависла угроза лишиться всего? Не знаю. Боюсь, в последние дни в его мыслях была полная путаница.
— Вероятно, он был в большом напряжении.
— Вероятно. — На миг она отвернулась. — Он ничего не говорил вам обо мне?
— Ничего.
— Вы уверены?
Я прикинулся, будто сосредоточенно размышляю, затем подтвердил, что уверен.
— Я надеюсь, он понимал, что со мной теперь все в порядке. Это самое главное. Если он решил умереть, я надеюсь по крайней мере, что он знал: со мной все о’кей…
— Конечно, он знал это.
Чувствовалось, что она много пережила с тех пор, как ей сообщили о смерти отца. Да нет, пожалуй, она начала нервничать раньше — тем вечером в китайском ресторанчике. И сейчас ей было невероятно тяжело. Но она не собиралась плакать. Нет, эта девушка не из тех, у кого глаза на мокром месте, у нее сильный характер. Будь у ее отца хоть половина подобной силы воли, он не покончил бы с собой. Прежде всего он велел бы Орлу-Решке уматывать ко всем чертям и не стал бы платить деньги за молчание. Ему не пришлось бы убивать человека, а затем совершать еще одно покушение. Она была куда сильнее его. Не знаю, можно ли гордиться подобной чертой характера. Это ведь не заслуга: либо она есть — либо ее нет.
Я сказал:
— Значит, в последний раз вы виделись в китайском ресторанчике?
— Да. Затем он проводил меня пешком до дома, а потом уехал.
— Который был час, когда вы расстались?
— Не помню. Наверное, около десяти-десяти тридцати, может, позднее. Но почему вы об этом спрашиваете?
Я пожал плечами:
— Да просто так. По привычке. Много лет я был полицейским. А когда копу нечего сказать, он начинает задавать вопросы. Не важно, какие.
— Это интересно. Похоже на приобретенный рефлекс.
— Полагаю, так это и называется.
Она глубоко вздохнула.
— Ну что ж, — сказала она. — Благодарю вас за то, что встретились со мной. Я отняла у вас много времени.
— Ну, времени у меня больше чем достаточно, и я не очень переживаю, если даже теряю его понапрасну.
— Я просто надеялась узнать что-нибудь… о нем. Я почему-то думала, что он оставил мне записку или письмо. Я никак не могу поверить, что он мертв, и, вероятно, поэтому не могу свыкнуться с мыслью, что от него не будет больше никаких вестей. Я думала… да это не важно. Во всяком случае, я хочу поблагодарить вас.
Мне было неприятно слышать от нее слова благодарности: у нее не было решительно никаких причин выражать мне признательность.
Через час-другой я все же дозвонился до Беверли Этридж и сказал, что должен ее повидать.
— Я думала, мы встретимся не раньше вторника.
— Я буду ждать вас сегодня вечером.
— Это невозможно. У меня еще нет денег, а ты обещал дать мне неделю.
— Нам надо поговорить о другом.
— О чем же?
— Это. не телефонный разговор.
— Господи, — сказала она, — я никак не могу встретиться с тобой сегодня, Мэт. Я занята.
— Но ведь Кермит сегодня играет в гольф.
— Это не значит, что я буду скучать дома одна.
— Нет, разумеется.
— Ну и зануда же ты! Я просто приглашена на прием. Очень респектабельный прием, все будут в строгих одеждах. Если тебе так приспичило, мы могли бы встретиться завтра.
— Считай, что мне приспичило.
— Где и когда?
— Как насчет «Клетки попугая»? Часов в восемь.
— «Клетка попугая»? Ну и затрапезное местечко!
— Пожалуй.
— Как раз под стать мне?
— Я этого не говорил.
— Да уж, ты всегда ведешь себя как настоящий джентльмен. Итак, в восемь часов в «Клетке попугая».
Конечно, я мог бы ей сказать, чтобы она расслабилась, поскольку игра закончена; мог бы избавить ее от напряжения хотя бы в этот последний день. Но я не стал этого делать, подумав, что она отлично владеет собой и наверняка продержится еще чуть-чуть. К тому же мне хотелось видеть ее лицо в тот момент, когда я сниму ее с крючка. Почему — я и сам не знал. Может, дело в том, что между нами при встрече возникает что-то особенное, словно пробегает какой-то ток. Но так или иначе, я хотел увидеть ее реакцию, когда она узнает, что угрозы больше нет.