Время учеников. Выпуск 3

А спустя неделю профессор Исии Сиро выступил с сообщением по Центральному Каналу. И не по поводу нового экспоната, тагорца, — недостаточный информационный повод, чего там! Выступил он по поводу (по причине, чего там!) псевдохомо. Тогда же и назвал организм — псевдохомо.

Итак, это самое псевдохомо к разряду животных не относится, к разряду нелюдей не относится, к разряду сапиенсов не относится, однако… По словам профессора Исии Сиро, если искать промежуточное звено между тем, тем, и тем… то искать уже не надо, уже найдено… кажется… С полной определенностью утверждать нельзя. Из состояния клинической смерти организм вывести не удалось, жаль. А то бы можно было утверждать с полной определенностью.

Что-о-о?!

Стрелок вознегодовал.

Стрелок потребовал.

Стрелок воззвал к Экселенцу.

В общем, растерялся Стрелок, чего уж там.

Он заметался, рванулся было назад на Тагору. Сейчас он доставит вам полдюжины этих самых псевдохомо живьем и… и тогда еще посмотрим!

Но не успел. Не получилось — на Тагору. Вердикт КОМКОНа: закрыта Тагора. Буквально наутро после сообщения Исии Сиро. Стрелок рванулся было назад на Тагору буквально наутро после сообщения Исии Сиро. АН — осади назад. Вердикт. Закрыта. Для всех без исключения. Вплоть до особого распоряжения.

— Чьего распоряжения?! — на грани мужской истерики допытывался Стрелок у Экселенца. — «Живого Мира», что ли?! И кто ее закрыл?! «Живой Мир», что ли?! Да пошли они!..

Лысый хрыч немигающе буравил Стрелка выпуклой зеленью глаз, пережидая всплеск эмоций. Не дождался и снизошел до краткого ответа:

— Не «Живой Мир». КОМКОН.

— Вы?! Вы, Экселенц?!

— КОМКОН… — уточнил лысый хрыч.

— Вы же и есть КОМКОН! — неподобающе указал пальцем Стрелок. — Вы!

— Не я один.

— А кто еще?!

Стрелок прекрасно знал, кто еще. Собственно, никто не делал тайны из «кто еще КОМКОН». Ну, Белый Ферзь. Ну, Слегач. Ну, Гуру. Умник еще. И — Экселенц. Вопрос Стрелка был и не вопрос вовсе, а уничижительная оценка остальным комконовцам. Это он погорячился. Погорячился, да. Это, пожалуй, нервный срыв. Это, пожалуй, не на грани мужской истерики, а за гранью. Каждый из верховного квинтета КОМКОНа заслуживает глубокого почитания и прочая, и прочая, и прочая.

Однако приняли же злополучный вердикт! И как оперативно! И как безоговорочно!

— Кто?! — повторил Стрелок. И это был уже не вопрос. Просьба. Мольба.

— КОМКОН… — повторил лысый хрыч, указывая тоном на неподобающее поведение Стрелка.

— Виноват, Экселенц… — стушевался Стрелок. Попереминался. Повторил: — Виноват…

Не ободрил его Экселенц: «Ты не виноват». Сказал ему Экселенц:

— Иди. Иди и впредь не греши.

И Стрелок выполнил «кру-угом!» и пошел. Кто из вас без греха? Где твои обвинители? Никто не осудил тебя?

Стрелок — без греха. Обвинители не проклюнулись. Никто не осудил его.

Он искал встречи с остальными из верховного квинтета КОМКОНа. Он досаждал и осаждал. Он, в конце концов, охотился на них! Нет-нет, только в понимании выслеживал, ему только спросить…

Он-таки выследил — и не кого-либо, а Гуру. Самого престарелого и самого почитаемого из верховного квинтета. В КОМКОНе, разумелось, все равны. Но некоторые равнее. ГУРУ — равнее некоторых. Не провозглашалось, но разумелось. Хотя при утверждении очередного вердикта он неизменно голосовал против. И против. И против. Пацифистская блажь. Но принцип большинства есть принцип большинства. Расклад голосов — собственно, никто не делал тайны из расклада голосов. Один — всегда против. Кто тот один — никто не делал тайны и из этого. Гуру. Снова Гуру. Опять Гуру… Вот только из итогов голосования по закрытию Тагоры ктото сделал тайну. Кто-кто?! КОМКОН и сделал!

Сам Стрелок априори испытывал к Гуру уважение, уважение и уважение. При том, что знал, как неизменно голосует Гуру на верховном квинтете. (А начет закрытия Тагоры, небось, «за»? В кои-то веки, а?! Пацифист блаженный! Или блажной?) Но Гуру есть Гуру…

И Стрелок ощутил мгновенную робость до слабости в ногах, когда очутился лицом к лицу с ним. Именно очутился — главное, внезапность, как на охоте. А то, понимаешь, избегают они его, что ли?!

Стрелок выследил престарелого Гуру в Степанакерте, на шумном достлуг-байраме, посвященном трехсотлетию нерушимого азербайджано-армянского братства. Очень многолюдный достлуг-байрам.

Стрелок очутился лицом к лицу с Гуру и брякнул от смущения:

— А я вас узнал! — с идиотической ухмылкой.

Еще бы не узнать Гуру, чье лицо известно любому землянину и не только землянину, но и любому!

— А я — вас… — произнес Гуру после томительной для Стрелка паузы. А глаза добрые-добрые!

Неловко-то как, массаракш! Стрелку ведь ничего не надо, ему только спросить…

Он не успел спросить, сформулировать не успел.

Гуру неловко размахнулся и влепил пощечину. Не больно. Однако звонко. И демонстративно. За что?!! Публично…

Публики на достлуг-байраме было с избытком. Публики, гомонящей, хохочущей, горланящей. И вмиг — вакуумная тишина.

— Спасибо. Я удовлетворен… — учтиво произнес Гуру. Потом вдруг сразу схватился за сердце, стал оседать, успев спросить у достлуг-байрама: — Можно, я лягу?