Вскочить, подумал я, открыть жалюзи и подставить свету лицо; почему-то эта идея сильно меня рассмешила. За окном по-прежнему была ночь. Настроение бурлило, выплескиваясь через край, и кружили сумасбродные мысли: вроде той, что к чужой спальне полагается ласковая, все понимающая хозяйка. Я вспомнил давешнюю старушку и расхохотался в голос. Потом взглянул на часы. Поспать удалось всего несколько минут, не поспать даже — отключиться, упав спиной в кресло. Я взглянул на свои руки. В руках у меня и вправду были…
Нет, никаких «Букв» там, разумеется, не было! А были два каменных обломка, изъятые мной из сейфа; один на вид — просто кусок горной породы, второй — похож на черный обсидиан, осколок вулканического стекла. Если кому-то было угодно называть эти камни Буквами, то не нам и не здесь идти против воли владельца, да и не в названиях, собственно, дело… Дело, собственно, было в том, что содержимое сейфа предназначалось не Оскару с его сворой. Возможно, и не мне тоже, но уж не им и не таким, как они, — точно. Нельзя было им всем брать ЭТО в руки, никому из тех, кто в любой вещи видел прежде всего оружие, будь то кирпич, выпавший из китайской стены, или булыжник внеземного происхождения.
Внеземного происхождения? Я посмотрел на предметы, лежащие в моих повернутых к небу ладонях. Каменный обломок номер один, подумал я. Весом сто восемьдесят шесть грамм. Обычный минеральный состав, сложен из оливина и набора безводных силикатов. Минералов, неизвестных на Земле, не обнаружено… Сведения всплывали в моей голове сами собой, без участия воли, вставали перед глазами в виде показаний масс-спектрометра, и было это исключительно забавно. Вещественный состав: кислород, кремний, железо, магний, никель, и еще куча других элементов в ничтожных количествах. Я все знал! Передо мной был типичный образчик так называемого космического вещества, которое я вдоволь повидал на астероидах. Возраст, определенный по радиоактивному элементу калию, — примерно один миллиард лет. Калий, распадаясь, образует аргон. Изумительное зрелище, если у вас есть художественный вкус… Обломок номер два. Обсидиан глубокого черного цвета. Камень-Учитель, неожиданно подумал я, помогающий управлять Силой духа. Строки из древнего трактата вспыхнули и погасли: «…когда эта высшая Сила нисходит в мир форм, становится возможным изменять жизнь на Земле…» В одной моей руке покоилась овеществленная энергия Земли, в другой — энергия Космоса…
Опять я очнулся. Страха не было, был только смех. Имею ли я право ЭТИМ владеть? Есть люди, которые задают себе подобные вопросы. А хорошо все-таки, что я писатель, засмеялся я. Писатель — это тот, кто изучает самого себя, делая вид, будто изучает окружающих, так что я способен задать себе любой вопрос и получить честный ответ. Итак, имею ли я право?
Не знаю…
Я встал. Смех одолевал меня, как насморк, и тогда я перестал сопротивляться, положил камни на трюмо, среди косметики и маникюрных принадлежностей, затем вытащил из кармана деньги, швырнул их, хохоча, в потолок, и разлетелись по комнате волшебные бумажки цвета сухой омелы. Я огляделся. Разнообразные предметы интимного, дамского свойства стесненно помалкивали. Разоренный сейф прятался в платяном шкафу, там оставались еще ожерелье и серьги из космического жемчуга, однако драгоценности меня не интересовали. Делать мне здесь было больше нечего. Где-то в мониторной неспокойно дремал Оскар, топорща белесый пушок над губой: он конструировал во сне будущее, в котором был Начальником Всего; жаль, что я не мог присутствовать при его пробуждении. Сфотографировать бы взглядом перекошенную морду взбесившегося подлеца… что я несу, подумал я, какой вздор, человек просто выполняет свою работу, и ежели у него руки по локоть в дерьме, так не в крови же?
В душе моей высохла злость — до капли! — и хотелось почему-то всех простить. Что за болезнь, что за ночь такая? Душа у меня, оказывается, была. Я взял камни с трюмо. От них исходили токи, электризуя все тело, попадая в мозг, и я поспешил избавиться от этих кусочков Неведомого, спрятавши их в широких штанинах. Решив не торопиться вынимать их впредь. Мне ведь настоятельно советовали не торопиться… Не «решив», а «решивши», опять засмеялся я. «Отложивши», «сообразивши», «спрятавши». Какими сочными, исконно народными речевыми вывертами ты оперируешь, культовый писатель Жилин, как это ценно — в каждом деепричастном обороте, в каждом абзаце на каждой странице протаскивать шаловливое окончаньице «ши»…
— Что-то вы побледневши, — участливо произнес я, обращаясь к своему отражению в зеркале.